Фейтфул-Плейс

– Как в гестапо – “фопросы сдесь садаю йа”? Нет, солнце, все по-честному: баш на баш. Спрашивай.

– Говорят, что Рози и Кевина убили. Обоих. Это просто ради скандала болтают или так и есть?

– Рози убили, да, – сказал я. – Насчет Кевина пока никто не уверен.

– Как ее убили?

Я покачал головой.

– Мне не говорят.

– Ну да, конечно.

– Имельда, можешь сколько угодно видеть во мне копа, но, поверь моему слову, в полиции сейчас никто так не считает. Я не расследую это дело; мне вообще нельзя в него соваться. Я рискую вылететь с работы уже из-за того, что сюда приехал. На этой неделе я не коп, а липкий зануда, который не отстает, потому что любил Рози Дейли.

Имельда с силой закусила губу.

– Я тоже ее любила. Любила до потери пульса.

– Знаю. Поэтому я и здесь. Понятия не имею, что с ней случилось, и не верю, что копы почешутся это выяснить. Мне нужна помощь, Мельда.

– Такую девчонку загубили, выродки… Рози в жизни никому зла не сделала, она только и хотела… – Имельда умолкла и следила за своими пальцами, ковыряющими дыру в потертой диванной обивке. Я не стал прерывать ее размышления. – Я-то думала, она вырвалась… – произнесла Имельда после долгого молчания.

Я вопросительно поднял бровь. Увядшие щеки Имельды покрылись легким румянцем, как будто она ляпнула глупость.

– Возьми хоть Мэнди – копия своей мамаши: выскочила замуж при первой возможности, бросила работу, посвятила себя семье, женушка и мамочка, живет в том же доме и, ей-богу, даже одевается, как мать. Все, с кем мы выросли, – вылитые родители, сколько бы ни твердили в юности, что будут другими. – Имельда раздавила сигарету в переполненной пепельнице. – На меня посмотри… До чего я докатилась? – Она кивнула подбородком на квартиру. – Трое детей от трех папаш – Мэнди небось уже доложила? Изабель я в двадцать родила. И села на пособие. С тех пор у меня ни разу приличной работы не было, замуж не вышла, ни один мужик дольше года не задержался – сейчас, видать, половина из них уже переженились. В юности у меня был миллион планов, и все накрылись медным тазом. Я и пикнуть не успела, как превратилась в родную мать. Проснулась однажды утром – и привет.

Я вытащил две сигареты из своей пачки, прикурил одну для Имельды.

– Спасибо. – Она повернула голову, выпустила дым в сторону. – Одна Рози в свою мамочку не превратилась. Мне нравилось о ней думать. Когда дела шли не очень, так приятно было знать, что Рози где-то в Лондоне, в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, занимается каким-то чумовым делом, которое мне и не снилось. Единственная, кто вырвался.

– Я не превратился в свою мамочку, – сказал я. – Или, если на то пошло, в папочку.

Имельда не рассмеялась и неопределенно взглянула на меня – возможно, по ее меркам, став копом, я недалеко ушел от папаши.

– Шанья беременна, а кто отец, не знает, – сказала она, помолчав.

Даже Снайпер не смог бы перевернуть такое в позитив.

– Ей-то, по крайней мере, мамочка поможет, – сказал я.

– Ага… – Плечи Имельды опустились еще ниже, словно она надеялась получить от меня волшебный совет, как все исправить. – Хоть что-то.

Кто-то из соседей врубил Фифти Сента, кто-то заорал, чтоб сделали потише. Имельда будто ничего не заметила.

– У меня один последний вопрос остался… – начал я.

Что-то в моем голосе насторожило Имельду, и ее взгляд снова остекленел.

– Кому ты говорила, что мы с Рози уезжаем?

– Никому! Я не стукачка какая-нибудь. – Она выпрямилась, готовая к бою.

– Я так и не думал. Но есть ведь уйма способов выудить из человека информацию. Тебе сколько было – восемнадцать, девятнадцать? Девчонку легко подпоить, пока язык не распустит, или еще как развести, хоть на намек.

– Я не тупая.

– Я тоже. Имельда, послушай, той ночью кто-то поджидал Рози в доме шестнадцать. Кто-то встретил ее там, убил и избавился от тела. Только три человека в мире знали, что Рози придет туда за чемоданом, – я, Рози и ты. От меня никто не узнал. Сама говоришь, Рози несколько месяцев держала рот на замке; ты была, наверное, лучшей ее подругой, но, будь у нее выбор, она даже тебе бы не призналась. Хочешь, чтобы я поверил, будто она взяла и проболталась кому-то еще, просто так? Брехня. Остаешься ты.

Не успел я договорить, как Имельда вскочила с кресла и выхватила кружку у меня из руки.

– Наглая скотина, обзывать меня брехлом в моем же доме! Тебя и на порог нельзя было пускать. А еще распинался – встретиться со старой подружкой! Подружкой, хрена лысого, ты хотел разведать, что я знаю… – Она кинулась в кухню и швырнула кружки в мойку.

Такой залп из всех орудий может вызвать только чувство вины. Я пошел за ней.

– Это ты тут распиналась про любовь к Рози и как ты хотела, чтобы она вырвалась. Или ты мне в уши свистела?

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Тебе легко: заявился после стольких лет, мистер Крутой, и свалишь как только заблагорассудится, а мне здесь жить. Моим детям здесь жить.

– По-твоему, я собрался сваливать? Я здесь, Имельда, нравится мне или нет. И никуда не собираюсь.

– А вот и собираешься! Вали из моего дома. Забирай свои вопросы и засунь себе в жопу. Вали!

– Скажи, кому ты говорила, и я уйду.