Фельдмаршал в бубенцах

— Ваше сиятельство… — Он старался держаться твердо, но голос все равно дрогнул. — Я преданно служил вам тринадцать лет. Если я не угодил вам — воля ваша. Но неужели после стольких лет службы я не стою даже того, чтобы вы говорили со мной начистоту? Что за роковую ошибку я мог совершить, раз вы даже не снисходите до того, чтобы вслух обвинить меня? Не даете мне даже единственного шанса оправдаться?

Фонци тяжело дышала, на лбу выступил пот, глаза горячечно заблестели — внутри каменной развалины бушевал неистовый пожар.

— Не тратьте слова. Бениньо. Вы… вы предали меня. Что вы… так потря… сенно бледнеете? Вон, посмотрите… там… на камине.

Врач механически отошел от стола и приблизился к камину. На каменной полке лежало письмо с печатью Патриархии. Начиная догадываться, о чем речь, Бениньо взял документ и развернул. Это было послание, собственноручно подписанное нунцием. В нем официально подтверждалась гибель секретаря Магистратуры против ереси, отца Дамиано Руджеро, монаха ордена Святого Доминика.

— Я несколько раз… спрашивала вас, Лауро, почему отец Руджеро… не наносит мне визитов, — хрипло донеслось из-за спины врача. — Добро бы вы сказали… что не знаете. Но вы выдумыва… ли какую-то гнусную околесицу. Уехал. Занят. Черт еще знает что. Я сделала запрос… в Патриархию. В обход офици… альной почты. И что же… я узнаю? Мой… единственный друг… гниет в… в земле. А я даже… не простилась с ним.

Бениньо опустил письмо обратно на полку, медленно оборачиваясь к герцогине.

— Сударыня. Я лишь хотел уберечь вас, — тихо, но твердо промолвил он. А лицо Лазарии вдруг пошло неровными багровыми пятнами, губы страшно искривились, и голос окреп, будто сжиравшее ее горе пополам с яростью придало ей сил.

— Уберечь?! — надтреснуто выкрикнула она. — Господи! Я не дитя, чтоб обере… гать меня, Бениньо! Я все знаю… о себе! Я калека! Жалкое опустившееся подобие человека, утратившее принципы и мораль! Но я же не чертов овощ, расту… щий из земли! У меня так мало осталось! Всего-то право чувствовать, помнить и страдать! Да, страдать, черт бы вас подрал! — Больная захрипела, словно задыхаясь. — Дамиано… Дамиано… Вольнодумец, чудак, фанатик. Брат-доминиканец, в прежние времена фехтовавший со мной на мечах в подвале, чтоб не видела прислуга. Инквизитор, рыдавший у моего кресла в день казни осужденного, которого он считал невиновным, но не сумел оправдать. Единственный человек, с кем мне было легко дышать, легко смеяться, легко плести самые сумасбродные теории. Кто был со мной в лучшее время и в худшее не бросил меня. Кто пачкал свои руки и марал душу ради моего спасения, не получая за это жалованья… Дамиано… — Голос Фонци сорвался, и герцогиня разразилась мучительным кашлем. Бениньо привычно рванулся к столику с лекарством, но Лазария лишь прорычала:

— И не думайте! Даже без всяких снадобий я сдохну не раньше, чем убийца Дамиано получит по заслугам.

Врач замер, сжимая ладони и пытаясь унять их дрожь.

— Убийца получит по заслугам, — проговорил он ровно, — непременно. Моя герцогиня, вы в смятении, и именно поэтому я боялся сообщить вам о гибели отца Руджеро. Но… я не могу оставить вас. Вам нужен врач. Лишите меня своего доверия, если угодно, но позвольте хотя бы молча исполнять свои профессиональные обязанности. Пусть лишь до тех пор, пока виновный не будет найден. А я смогу подыскать для вас достойного и знающего доктора.

Хриплое дыхание герцогини сделалось протяжнее, и она внимательно взглянула в глаза Бениньо.

— Виновного нет нужды искать, — тяжелым тоном отрубила она. На лбу у нее взбухли вены. — Он уже известен. Он ждет суда. Но это не все, доктор. Мне известна не только личность убийцы, но и ваша… неприглядная роль во всей этой истории. Я уже знаю, что вы давно не тот, кем я вас считала. И именно вы вольно или невольно натравили убийцу на Дамиано. Я верю, что у вас не было именно этой цели. А потому не буду мстить вам. — Больная помолчала, сглатывая. Запал, придавший Фонци энергии, начал остывать, и ей снова стало трудно говорить. — Я… лишь приказываю вам… покинуть особняк. Свое жалова… нье вы получите завтра с утра. Я заплачу вам, как обе… щала. Не урежу… ни гроша. Вы и правда… много сде… лали… для меня. Но… учтите: ваш срок… два дня. Уходите, или я покараю… и вас. Поверьте.

Врач медленно облизнул губы, пытаясь не отводить взгляда:

— Сударыня. Вы же знаете жизнь и людей. Кому, как не вам, знать, что люди подчас клевещут, глаза ошибаются, а самые очевидные вещи оказываются фальшивкой? Не спешите судить, моя синьора, умоляю вас, выслушайте меня. Или хотя бы того, кого так поспешно сочли виновным.

А герцогиня, неотрывно смотрящая Бениньо в лицо, вдруг стиснула зубы так, что на изнуренном лице обрисовался жутковатый орнамент дурно слушавшихся мышц.