Фельдмаршал в бубенцах

— Видите ли… Я хорошо знала Пеппо. Насколько, конечно, он позволял себя узнать. Но мне всегда казалось… — Она запнулась, а потом безнадежно вздохнула: — Да что уж теперь… Годелот, плата за отдельную келью в провинциальном госпитале вроде нашего не столь уж непомерна, но для мальчика-подмастерья — это весьма внушительные деньги. Однако Пеппо за все годы почти ни разу не задержал платежа. И у меня порой закрадывалась мысль, что он… нечист на руку.

Шотландец ощутил, как у него сводит челюсти. Да, Пеппо никогда не скрывал от него своего былого промысла, и Годелот сам не упускал случая поддеть друга на этот счет. Глупо, но отчего-то именно из-за этого чужие попреки казались ему особенно обидными.

— Вот как, — холодно промолвил он. — Так отчего же вы на него не донесли?

Он уже ожидал резкой отповеди, но сестра Лючия лишь усмехнулась.

— Он все еще имеет привычку закатывать рукава исподней рубашки до локтей? — словно невпопад спросила она.

Годелот, слегка сбитый с толку, сдвинул брови:

— Да. Только какое это имеет значение?

А монахиня, глядя поверх плеча солдата, проговорила, будто обращаясь к собственным воспоминаниям:

— Я знала его с тринадцати лет. Несносно гордый, независимый и очень скрытный. Он приходил по воскресеньям, а изредка и среди недели. Алесса страдала болезнью крови, ее нужно было хорошо кормить. И у нее была хорошая еда. Ей нужны были снадобья, и они у нее тоже были. У Алессы всегда были целая одежда, свечи для шитья по вечерам и вдоволь пряжи.

А Пеппо закатывал рукава рубашки и никогда не застегивал весту. Так было меньше заметно, что рукава коротки, а веста узка. Вечно стертые пальцы, вечно порезы и ожоги на руках. Нередко следы побоев. И я вовсе не уверена, что он каждый день ел. Но деньги приносил исправно.

Однажды, когда Пеппо было лет пятнадцать, он попал сюда с ножевой раной в боку. Это было воскресенье. Он шел в госпиталь с деньгами, и его ограбили. Непонятно, как вообще он сумел добраться сюда. Он потерял сознание буквально на пороге… Госпиталь был переполнен, мы зашивали рану прямо на кухне. Сутки мы с сестрами не знали, выживет ли он. На третий день он встал на ноги, а на четвертый вернулся в мастерскую, хотя походил на призрак. Но на все мои уговоры он лишь твердил: «Я вам не заплатил». Как вы думаете, Годелот, почему я на него не донесла?

Шотландец промолчал, сильнее хмурясь и уже не зная, как относиться к этой сухой проницательной женщине.

— Я тревожилась о Джузеппе, — продолжала она. — На следующий день после похорон Алессы пришла в мастерскую, где он работал. Но его хозяин встретил меня так, словно я трактирщица и пришла выставить ему месячный счет Пеппо за выпивку. Он рявкнул, что неблагодарный подмастерье вчера сбежал, украв целый тюк готовой тетивы и некоторые инструменты. Хотя, признаться, перечисляя грехи Джузеппе, он казался более напуганным, чем возмущенным. Словом, я ощутила, что дело нечисто, но не стала ни во что лезть. Боялась сделать хуже. Даже если Пеппо сбежал… Я помню следы плетей на его спине. У него были на то основания, особенно теперь, когда Алессы не стало. — Сестра Лючия отошла от стены и участливо коснулась руки Годелота. — Похоже, я не на шутку вас взволновала. Но, право, не стоит. Вероятно, опыт просто делает меня мнительной. Я рада, что у Пеппо все благополучно. Хотя я надеялась, что он все же уехал к отцу.

Шотландец на секунду смешался.

— Я не знаю, известно ли вам, но Алесса была приемной матерью Пеппо. А отец его погиб, когда Пеппо было всего шесть. Ему не к кому уезжать, увы.

Однако монахиня чуть приподняла брови:

— Но… Насчет Алессы я в курсе, однако отец Пеппо жив… По крайней мере, он был жив еще несколько лет назад. Вы что же, хотите сказать, что Пеппо не знает о нем?

Годелот застыл как окаменевший.

— Постойте, — пробормотал он, — это невозможно… У Пеппо нет родных. А совсем недавно он подробно узнал об обстоятельствах гибели своей семьи. Никаких сомнений и быть не может!

Сестра Лючия снова покусала губы. Потом потянулась к четкам и размеренно защелкала бусинами.

— Вот как… Ну что ж… Вероятно, я что-то путаю. В монастырском госпитале хватает грустных историй, поневоле начинаешь теряться среди них. Простите.

Но юношу нелегко было сбить с толку:

— Нет, сестра, погодите! Вы не похожи на сплетницу и минуту назад говорили вполне убежденно.

Монахиня сосредоточенно отсчитала еще десяток бусин и подняла глаза.

— Давайте пройдемся, Годелот, — произнесла она без выражения.

Шотландец последовал за монахиней, мрачно глядя ей в затылок, будто пытаясь проникнуть взглядом под черный велон.

Сестра Лючия пересекла кладбище и вывела Годелота в запущенный парк позади монастыря. Старинные разросшиеся деревья укрывали его плотной тенью, при каждом порыве ветра осыпая землю каскадом мелких холодных капель. А монахиня неспешно двинулась меж стволов.