Феноменальный П. Т. Гелиодор

– Ага, как же. Мама, а ты что скажешь?

Миссис Оливия неторопливо расчёсывала белокурых близняшек. Волосы уже распутались, но она продолжала водить и водить по ним щёткой. Солнце почти зашло. Мягкий, приглушённый свет заливал комнату и падал на лицо Оливии, застывшей в неподвижности, как на картине.

– Мам?

Ответа не последовало. Эрма посмотрела на П. Т., но и в его взгляде читалась беспомощность.

Что-то было неладно. И дело было не в увольнении и не в угрозах Сэмюэля Петтигуфера.

Дело было в другом.

Оливия Фридберг уже некоторое время была непохожа сама на себя. Она всё время выглядела уставшей, измученной. Казалось, она отдалилась от семьи, мысли её витали где-то далеко. Её почти не заботили домашние дела и ссоры близняшек. Она могла сидеть и смотреть в окно, забывая снять с огня кастрюлю, или занести сушившееся на улице бельё в дом, когда собиралась гроза. Она плохо спала, ей снились кошмары. Иногда она забывала купить продукты, и П. Т. приходилось просить еду у соседей, искать что-нибудь съедобное в огороде или выскребать из деревянной шкатулки на буфете последние центы и бежать в лавку Диббла (крал П. Т. исключительно карамельки, остальное покупал).

Однажды утром Оливия надела платье наизнанку.

– Мама! – рассмеялась Сельма. – Что с тобой?

Оливия непонимающе посмотрела на дочь.

– Ты что, одевалась в темноте?

Поняв, что произошло, Оливия Фридберг пожала плечами и вернулась к делам, не придав случившемуся никакого значения.

П. Т. считал, что мать ведёт себя так странно из-за смерти отца. Правда, прошло уже больше полугода, но ведь каждый переносит горе по-своему, всем требуется разное время, чтобы прийти в себя. А раз мать не могла оправиться после смерти Майлуса, то они с сёстрами изо всех сил старались ей помочь.

Но, как уже было сказано, всё оказалась серьёзнее.

В доме Генриетты Петтигуфер всё чаще происходили мелкие неприятности: Оливия роняла предметы, забывала стереть с мебели пыль, небрежно заправляла кровати. Иногда она опаздывала или без всякой причины уходила домой до окончания рабочего дня.

– Что с тобой творится, Оливия? – упрекала её Генриетта Петтигуфер. – О чём ты думаешь?

Но Оливия отвечала лишь «Ни о чём» или «Прошу прощения, миссис» и становилась ещё молчаливее.

К счастью, Эрма и Сельма присматривали за близняшками и за домом. Эрма опекала мать на работе в усадьбе Петтигуферов. Она прикрывала Оливию и исправляла её оплошности.

Однако терпение Генриетты Петтигуфер таяло как масло.

Дядю Сайруса по обыкновению ничего не волновало. Видимо, он жил в каком-то своём собственном мире, в котором вовсе необязательно зарабатывать на хлеб и кров. Когда Петтигуферы уволили П. Т., его дядя мог бы, например, гордо заявить: «Ничего, я с этим разберусь! Вот возьму и найду работу!» – но он продолжал посиживать в сломанном кресле, которое Уолдо Петтигуфер великодушно передал семье своего бывшего конюха, покуривать кукурузную трубку и наблюдать за клубами сизого дыма. Он словно покрылся паутиной безразличия и не собирался её стряхивать.

А ведь Майлус Гелиодор всегда беспокоился за старшего брата. Но Майлуса не стало, Оливия не могла больше нести бремя ответственности за семью, и П. Т., который чувствовал себя теперь мужчиной в доме, понял, что настал момент для серьёзного разговора.

– Дядя Сайрус, – сказал он как-то вечером. – Я думаю, ты должен нам помочь.

Сайрус долго смотрел на него молча.

– М-м-м? – наконец промычал он.

– Если хочешь жить в этом доме, придётся вносить свою лепту.

– Что ещё за лепту?

– Придётся работать. Понимаешь?

– Ты знаешь, что у меня болит спина, парень.

– Чушь.

– Что значит «чушь»?

– То и значит. Послушай, чем бы тебе хотелось заниматься?

– В смысле работать? – спросил дядя Сайрус подозрительно.

– Нет, я спрашиваю, чем тебе вообще нравится заниматься.

Дядя Сайрус немного подумал.

– Вырезать по дереву.

– Хорошо. Вырезать по дереву. Что ещё?

– Мне нравится рыбачить.

– Согласен, рыбалка – приятное занятие. Что ещё?

– Не знаю.

– Подумай.

– Спать.

– Это не считается.

– Почему?

– Потому что не считается.

– Хм-м.

– Всё?

Дядя Сайрус кивнул.

– Тогда вот чем ты можешь заняться. Вырежи из дерева фигурку животного или что-нибудь другое, что захочешь. Потом спросим Диббла или других лавочников, согласятся ли они её купить. Что скажешь?

– Ну-у, это утомительно…

– Закончишь одну фигурку – сходим на рыбалку. После примешься за вторую. Рыбу, которую не съедим, попробуем продать на постоялый двор Маллигана или в «Таверну Матушки Гусыни». Идёт?

Дядя Сайрус поджал губы. П. Т. счёл его гримасу согласием.

– Славно! – воскликнул он, хлопнув в ладоши. – Тогда решено!

– Что решено? – поинтересовалась Сельма.

– Дядя Сайрус нашёл работу!

– Неужто? Какую работу?

– Хватит, я устал. – Дядя встал из кресла и вышел из комнаты под смех племянников, хлопнув дверью.

* * *

Когда П. Т. сообщил, что и он найдёт себе другую работу, семья восприняла его заявление как бахвальство. В тяжёлые времена найти работу не так-то просто, а П. Т. – всего лишь мальчишка, который умеет разве что убирать навоз.