Дикарь-Одиночка Маллиган рассмеялся. Он всегда ходил с зубочисткой во рту и не вынимал её, даже когда смеялся.
– Над чем гогочешь? – взвился П. Т.
– Кажется, опыт у вас сходный, – невозмутимо сказал мистер Браун. – У обоих никакого. Но вы молоды, сильны, нахальны, и мне это нравится. К тому же вам нужно зарыть топор войны. Поэтому, – объявил он после эффектной паузы, поднимая стакан налитого Дэниелом Маллиганом бурбона, – я нанимаю вас обоих. Будете работать на меня, пока я не продам скот в Нью-Йорке. Плачу по двадцать долларов каждому. А теперь выпьем!
Вот так П. Т. получил работу, которая была нужна семье как дождь в засуху. Он подумал, что можно было бы спросить у мистера Брауна, не нужен ли ему ещё один умелый ковбой, дядя Сайрус (умелым ковбоем дядя, конечно, не был, но ведь и П. Т. им не был, а его всё же наняли), чтобы Гелиодоры получили сорок долларов вместо двадцати. Но потом решил, что мистеру Брауну, скорее всего, и двух ковбоев хватит за глаза. А если придётся выбирать из трёх, мистер Браун, пожалуй, выберет не П. Т., а Дикаря Маллигана – потому что Маллиган-старший свёл торговца с Уолдо Петтигуфером. И дядю Сайруса. Но потом Сайрус всё равно увильнёт от работы, сославшись на больную спину. И П. Т. отказался от этой идеи.
Отъезд назначили на утро, через два дня.
П. Т. не мог уехать, не попрощавшись с Алисой.
После его увольнения они виделись реже. Но при первой возможности П. Т. отправлялся в усадьбу к Пушинке. Он понимал: узнай Петтигуферы, что он приходит в усадьбу, ничем хорошим это бы не кончилось. Правда, он всегда мог сказать, что пришёл к матери или сестре.
П. Т. тревожился за Алису. Он посоветовал ей не оставаться наедине с Сэмюэлем (хотя не был уверен, что это поможет) и носить в кармане юбки нож. П. Т. отдал Алисе доставшийся ему от отца охотничий нож с шестидюймовым лезвием, которым он свежевал зайцев. Алиса сначала отказывалась, однако потом, вспомнив о нападении Сэмюэля, передумала.
– Но это только на случай опасности, – сказала она.
– Только на случай опасности, – кивнул П. Т.
За день до отъезда он пришёл попрощаться.
Большой дом Петтигуферов казался чернее прежнего. Золотистая крыша, олицетворявшая их богатство, поблёскивала. П. Т. её ненавидел. Небо, обложенное тёмно-синими облаками, хмурилось. Пушинка горевала.
– Я всего на пару недель, – заверил её П. Т.
Но Алисе было грустно. Что с ней станется, когда он уедет?
– Мне здесь одиноко, – призналась она, уставившись на свои сапожки.
– Ты не одинока. Я буду думать о тебе всё время!
– Но ты будешь не здесь. Да и после нам придётся видеться тайком.
Для этой задачки у П. Т. пока не было решения.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещал он. – Будь осторожнее с этим чудовищем Сэмюэлем, если что – помни: у тебя есть нож.
Алиса неуверенно кивнула.
Они прятались за каретным сараем и во время разговора поглядывали по сторонам, словно заговорщики, готовые чуть что скрыться. Было холодно, в воздухе пахло снегом.
– Когда тебе захочется с кем-нибудь поговорить, ступай в конюшню, – продолжал П. Т. – Я попросил Гидеона заботиться о тебе.
Пушинка улыбнулась. Потом неожиданно поцеловала его в губы. П. Т. подумал, что её поцелуй прохладен и нежен, как лепестки цветка ранним утром.
– Эй!.. – Он покраснел и улыбнулся ей удивленно. – Что это было?
– Подарок на прощание, – ответила она, съежившись в пальто.
– Мы разве прощаемся?
– А если ты не вернёшься?
– Это ещё почему?
– Нью-Йорк – город возможностей. Вдруг ты решишь там остаться?
– У меня много причин вернуться. Одна из них – ты. Не забывай об этом.
– Но…
П. Т. закрыл ей рот рукой.
– Никаких «но». Увидимся через две недели, не больше.
П. Т. возвращался домой. Он крался мимо задней двери дома Петтигуферов, когда услышал голос миссис Генриетты. Несмотря на холод, окно на первом этаже было приоткрыто, и он отчётливо расслышал властный голос.
– Оливия, в следующий раз я тебя уволю! Клянусь, если ты ещё что-то натворишь, я тебя выгоню!
П. Т. заглянул в окно.
Его мать стояла перед Генриеттой с отсутствующим видом, равнодушная, сломленная. Она сложила руки перед собой и опустила плечи.
Покрасневшая от гнева миссис Петтигуфер кричала на Оливию, не в силах поверить в случившееся. П. Т. ещё не знал, что её так разозлило.
– Зачем? Зачем ты это сделала? Ты меня слушаешь? Тебе что, смешно? Убери это глупое выражение с лица! А может, ты надо мной издеваешься?!
Оливия не оправдывалась. Казалось, происходящее совершенно её не интересует. Она снова отстранилась от окружающего мира. На её лице застыла привычная маска безразличия.
– Боже мой! – воскликнула Генриетта Петтигуфер. – Она и не думает мне отвечать!
В дверях комнаты (точнее, столовой) стоял Калеб и, прислонившись к косяку, хихикал.
– Молчать! – истерично завопила его мать.
За спиной Калеба появилась Эрма.
– Что-то случилось? – спросила она запыхавшись.
П. Т. заметил, что у неё дрожат руки и голос.
– А ты как думаешь? Ты глянь на пол!
Эрма посмотрела вниз. П. Т. тоже – насколько удалось.
Драгоценный чайник миссис Петтигуфер из английского фарфора разбился вдребезги, осколки разлетелись во все стороны.