Стас осторожно выглянул в коридор и увидел профиль мужчины, которого он на днях встретил в приемной у Завадовского. Позади маячили широкоплечие фигуры его рептилоидов. Стас отпрянул назад.
– Ностальгия – это прекрасное чувство! Что ж, давай я проведу тебе экскурсию по квартире, расскажу о проекте!
– Не нужно, Эдик. Лучше я не буду мешать. А ты, кстати, не подбросишь меня до дома? Ноги совсем плохо ходят.
– Куда спешить, Людмила Николаевна?! Я так понимаю, что у тебя тут какое-то дело. Пойдем, в бывшей маминой спальне осталась мебель, там можно присесть и поговорить.
– Нет! Какие могут быть у меня дела! Просто ностальгия.
– Я хочу услышать нормальное объяснение, зачем ты сюда пришла, – в голосе Вахрушева послышались железные нотки. – Идем!
Стаса заметался по комнате. Единственное место, где он мог спрятаться, была кровать. Он бросился на пол и с трудом втиснулся в узкое пространство под ней. В ту же секунду на пороге комнаты появились разношенные плосконосые туфли Людмилы Николаевны и сверкаюшие чистотой элегантные ботинки сына ее подруги, подозреваемого в жесточайших преступлениях, вероятного убийцы Зои. Руки Стаса сжались в кулаки. Дверь в спальню плотно закрыли.
– Садись, тетя Люда, – Вахрушев развернул кресло для Людмилы Николаевны и сам устроился на стуле напротив. Стас мог запросто вытянуть руку и схватить его за ногу. – Здесь все по-прежнему напоминает о маме. Может, после ремонта это чувство исчезнет.
– Мне ее не хватает, – вздохнула Людмила Николаевна, Стас буквально чувствовал возникшее в комнате напряжение.
– Разве я не говорил тебе, что не живу в этой квартире уже несколько лет?
– Теперь я вспоминаю, – Людмила Николаевна отвечала неуверенно. «Ну же, – рвался к ней мыслью Стас, – будьте раскованнее, он услышит фальшь!» – Я стала такая старая, все путаю.
– Ничего ты не путаешь, дорогая моя тетя Люда, – у Вахрушева был очень красивый редкий тембр голоса, но что-то в его интонации заставило Стаса съежиться. – Нет никаких случайностей. И я вижу, что ты пытаешься водить меня за нос. У меня на такое нюх. Зачем ты пришла? Я не отвезу тебя домой, пока не скажешь.
– Что ж, Эдичка, не беда, я могу и прогуляться.
– После того, как я получу ответ.
– У меня складывается впечатление, что ты меня допрашиваешь.
– Нет, – рассмеялся Вахрушев и перекинул ногу на ногу, – Мы просто приятно беседуем, как старые друзья.
– У меня всегда были другие представления о дружеских беседах. С твоей мамой, например.
– Итак, я слушаю, – Вахрушев прервал Людмилу Николаевну на полуслове. – Мои дружеские беседы ограничены во времени. Потом я теряю терпение.
– Ты напоминаешь мне сейчас ребенка, каким ты был когда-то. Тогда ты падал на пол, визжал и месил ножками.
– Время побежало быстрее, – сладко изрек Вахрушев.
– Что ж, – изменившимся голосом произнесла его собеседница, – действительно, не будем тянуть. Ты прав, я хочу задать тебе несколько вопросов. Обещай мне ответить на них честно!
– Внимательно слушаю.
– Тот следователь, Василий Кривенко, он не только говорил о Маришке, он несколько раз упомянул и твое имя. Он спрашивал подробности того дня, когда ты организовал поиски. Он также дал мне недвусмысленно понять, что подозревает тебя в чем-то, – Людмила Николаевна замолчала. Стас закрыл глаза. Это было слишком рискованно. Вахрушев тоже молчал. Стасу очень хотелось, чтобы Людмила Николаевна добавила к своим словам что-то еще, сказала бы, что ни в коем случае не поверила в бред слетевшего с катушек алкоголика, но она держала паузу.
– Надо же, как интересно! – Вахрушев хлопнул пару раз в ладоши, его слова звучали весело, почти задорно. – И ты пришла сюда. Зачем?
Из-за неестественно приподнятого тона в голосе Вахрушева у Стаса резко начало покалывать в животе. В эту секунду у него отпали сомнения в том, что Людмила Николаевна смотрит в глаза мрачному безжалостному Игроку, тому, кто разрушил ее жизнь.
– Я и правда стала плохо соображать, – сказала женщина, – старость – отвратительная штука, когда все уже в прошлом. Хороша она, однако, тем, что от нее еще никто не улизнул. Ведь есть хоть и маленькая, но надежда на то, что воздаяние настигнет убийцу по ту сторону.
– Ты такая бледная сделалась, тетя Люда. Краше в гроб кладут, – из голоса Эдика внезапно пропало веселье, теперь в нем отчетливо слышались холодное презрение и злость. – Неужели тебе сейчас страшно?
– Да, – тихо сказала женщина.
– И напрасно! – Игрок снова поменял интонацию на шутливую. – Поверь, мне хотелось лишь разобраться с тем, что тебя сюда привело, чтобы ты рассказала мне о своих тревогах. Иди домой! Ты старая, больная, у тебя маленькая пенсия. А ведь нужно хорошо питаться и записаться на терапевтические курсы. И ремонт тебе давно пора сделать. Я рад, что ты напомнила мне о себе. Тебе будет перечисляться ежемесячно… Сколько тебе нужно для счастья, тетя Люда?
Стас почти не дышал, но он слышал как глубоко вздохнула Горина.