Мой муж был тогда не на шутку разгневан, и он был очень сильным мужчиной, как тебе известно. Когда он с размаху толкнул калитку плечом, та сорвалась с петель. Мы вошли во двор. Повсюду валялся старый хлам. Лохматая собака скакала, брызжа слюной, прямо на нас. У мужа был пистолет. Он никогда не был особенно сентиментальным и пристрелил пса. Я помню только, как вскрикнула и подумала, что мы не имели права так поступать. Я еще не знала, что ждет нас впереди. Входная дверь была не заперта. Вероятно, люди, находившиеся внутри, слышали хлопок выстрела и визг зверя, но ничего не успели сделать. Мы зашли внутрь. Всюду стоял душный паровой туман, светила тусклая лампочка. Она свисала на проводе с низкого косого потолка. Страшная грязь. Полы измазаны какой-то багряно-коричневой кашей. Отвратительнейший запах тления и плесени. Меня стало тошнить.
Сначала мы оказались на кухне. Полуголая старуха в рваной желтой майке обернулась к нам от жирной плиты. Одна из ее пустых морщинистых грудей была обнажена. В полуоткрытом от неожиданности рту чернели редкие длинные зубы. Она держала в руках здоровенный половник, которым мешала что-то в большой кастрюле до нашего появления. За столом в полутемном углу сидело двое. Однорукий мужик и молодой парнишка. Мужик потянулся своей единственной конечностью к широкому ножу, лежащему на столе, но передумал, посмотрев на пистолет в руке мужа. Костлявый юноша вскочил и попытался проскользнуть мимо нас к выходу, но мой муж схватил его за сальные крашенные волосы и велел возвращаться на место. Он был страшен. Я попыталась заговорить с ним, предложила найти сына и немедленно покинуть этот дом, но муж коротким жестом и диким взглядом прервал мою речь. В этот момент безумная старуха гнусно расхохоталась. Она смеялась, показывала на нас пальцем и сыпала страшными оскорблениями. Я знала характер вашего отца, и у меня зародилось очень страшное предчувствие. Он подошел к старухе почти вплотную, та продолжала хихикать, брызгать слюной и нести ужасный бред про вохру и кровавых палачей.
Я никогда не забуду его лицо в ту минуту. Я услышала короткий мат, после чего он наотмажь врезал старухе по лицу, она упала. Парнишка, брат подруги Эдика, снова попытался бежать, воспользовавшись тем, что путь к выходу преграждала только я. Я помню, как вскинулась рука моего мужа, раздался выстрел, крики. Парнишка лежал возле меня, на его затылке зияла кровавая рана. Я в ужасе отскочила к стене. Однорукий с остекленевшими глазами привстал и вжался спиной в грязный темный угол.
В эту минуту пришла в себя лежавшая без сознания на полу старуха. Она удивительно проворно вскочила на ноги, схватила тяжелую сковороду и с размаху ударила моего мужа. Его, вероятно, спас мой окрик. Он уклонился в сторону, и удар пришелся ему по левому плечу. Он молниеносно повернулся и выстрелил старухе в живот, следующим выстрелом он прикончил однорукого. Я думаю, старуха умерла не сразу, ее тело дергалось и извивалось на грязном полу, словно пестрая раненая змея. Наступила тишина. Где-то послышался скрип двери, муж устремился туда, я в ужасе поспешила за ним. За кухней был узкий коридор и маленькая комнатка без окон. В дверях мы увидели испуганного Эдика. Его взгляд был мутен, зрачки огромные. Девушка лежала на кровати. Я не знаю, понимала ли она, что происходит. Надеюсь, что нет. Глаза ее были объяты страхом. На столике у кровати и на полу лежали использованные шприцы.
– Папа! – робко произнес Эдик и сделал шаг назад, прикрывая собой подружку.
Мой мож стоял перед ними, его левая рука повисла как плеть. Старухе удалось повредить плечевую кость.
– Папа, – еще раз с мольбой в голосе прошептал Эдик.
Его отец продолжал молча глядеть ему прямо в глаза. Лицо его было темно и мрачно. Под этим страшным взглядом Эдик сжался, сел рядом с девушкой на кровать и опустил голову. Я не понимала, почему мы ворвались в эту семью и стерли ее с лица Земли, как ангелы смерти. Муж подошел к сыну и велел тому закатать рукав. Увидев следы от уколов, я охнула и схватилась за стену, а мой муж приставил пистолет к голове сына. Безнадежность и отчаяние охватили меня. Я сделала усилие, чтобы оторваться от стены и броситься ему в ноги. Я обхватила его колени и заклинала всеми лучшими днями, всеми редкими счастливыми моментами нашей жизни. Я просила сохранить сыну жизнь, просила его опомниться. Тогда он приказал Эдику подняться, тот встал на трясущиеся ноги. Отец вложил ему в руку пистолет и велел выстрелить в девушку.
– Это нужно завершить так, – сказал он страшным голосом.
Несчастная девчонка молча смотрела на нас, все-таки я всегда хотела думать, что она не совсем отдавала себе отчет в происходящем. Она была хоть и неухоженная и забитая, но красивая, и имя у нее тоже было необычное – Виола.
– Хватит! – воскликнула я, обращаясь к мужу, – Что ты творишь! Пожалуйста, остановись!