Франко наклонился и осмотрел породу, с которой работали его подчиненные. Подхватив горсть известняка, он просыпал ее меж пальцев, оценивая качество, затем пошел к мельнице и проверил температуру. За этим занятием его застал Николо. С удивлением он оглядывал машины, занятые в работе, прикидывая объемы сырого клинкера снаружи и масштабы производства цемента внутри, наблюдал, как одни рабочие ссыпа́ли готовый цемент в большие бумажные мешки и отдавали их на прошивку другим.
– Дело кипит! – заключил Николо, когда мужчины пожали руки. – Сегодня в порт прибывают рабочие для Клыка, нужно будет их встретить.
– Прекрасно!
– Они обошлись в круглую сумму.
– Поверь, наши старания окупятся сторицей. Сколько человек ты сумел раздобыть?
– Мне обещали пятнадцать. Все из Ломбардии, и все – опытные бурильщики. Лагерь уже готов?
– Да, почти. – Они вышли наружу и, оседлав лошадей, не спеша двинулись в город.
– Как поживают Доната и Лоренцо? Надо будет их навестить.
– Наши двери всегда открыты для тебя, ты же знаешь. А ты? Все еще видишься с Маддаленой?
– Я думал, ты об этом и не вспомнишь, – рассмеялся Франко.
– Ну перебрал слегка, с кем не бывает!
– Да, мы виделись пару раз. Она пригласила меня в кинопалас на открытие, вам с Донатой тоже стоит там побывать. Так вы давно знакомы с Маддаленой?
– Я знал ее мужа. Он давал мне ссуду, когда я только начинал свой бизнес.
– Как он умер?
– Подхватил кишечную инфекцию на корабле из Бразилии. Сгорел за несколько дней, не успев добраться домой. В Ланцио доставили уже его тело.
– Черт. Для Маддалены, наверное, это было страшным потрясением! Ей стоит почаще бывать на людях, не закрываться от мира.
– Женщине в Италии не стоит выходить в свет одной.
– В таком случае как одинокая женщина сумеет встретить достойного мужчину?
– Я уверен, что вдове следует хранить память о муже. По крайней мере, я бы предпочел, чтобы, случись что со мной, Доната поступила именно так.
Франко бросил на него удивленный взгляд.
– С чего бы тебе беспокоиться об этом? Что касается Маддалены, я почему-то уверен, что она уже готова отпустить прошлое.
Николо не ответил и припустил лошадь вперед, к белеющим на фоне моря мачтам. Вскоре они въехали во внутреннюю гавань Ланцио. Жара раскалила мощенную булыжником пристань, в воздухе поднимался запах рыбной гнили, водорослей и топлива. Швартовы были натянуты, туго привязанные к кнехтам, на них, словно воробьи на жерди, сидели дочерна загорелые портовые мальчишки. Они зыркали по сторонам, то ли готовые исполнить любое поручение шкипера, то ли стянуть то, что плохо лежит.
В этот предполуденный час пристань кишела вовсю. Бегали рабочие, разгружались товары, пришвартованные корабли грузно переваливались с боку на бок, со скрипом натягивая канаты. Рельсы одноколейки для переправки крупногабаритных грузов накалились под солнцем и теперь блестели словно зеркало. Здесь же возвышался увесистый кран, на конце которого покачивался массивный крюк. Другой кран был занят в работе, и Франко с улыбкой наблюдал, как под руководством двух сноровистых мужчин он осторожно поднимал в воздух осла в подвязке из мешковины. На морде животного застыло изумленное выражение, а мальчишки покатывались со смеху, глядя на то, как болтались в воздухе его конечности.
Тут и там виднелись ящики, тюки и коробки. Ланцио принимал товары из Италии, Франции, Великобритании и Испании. Франко знал, что в этих коробках, скорее всего, машиностроительные детали, мука, текстиль или резина. Невдалеке он разглядел коробки с этикетками известных ему сортов кофе и чая. Почтовый груз разгружали тут же: квадратные ящики, обернутые бумагой и перевязанные бечевкой, высились пирамидой, ожидая очереди на погрузку и транспортировку, которой занимались погонщики. Их телеги, запряженные лошадьми или ослами, без устали сновали туда-сюда, перевозя прибывший товар.
Франко и Николо не торопясь шли вдоль пристани, оглядывая родной для Николо и уже ставший привычным для Франко пейзаж. Носы кораблей, пришвартованных в ряд, плавно покачивались на мутной поверхности портовых вод. Франко от нечего делать читал надписи на судах, гадая, что могло означать то или иное название. В основном преобладали имена. В чью честь названа эта шхуна – «Кристина»? В честь дочери, а быть может, матери, ведь это же Италия. «Что-то возвышенное таилось в том, что кораблю присваивают женское имя», – подумал Франко. Не тоска ли по женщине тому причиной? Одна лишь мысль о ждущем и любящем сердце согревает одиноких морских волков в далеких странствиях. Они шепчут имя с побитого штормами борта и слышат далекий нежный голос.