Феррагосто

– Дети часто болеют, я думаю, только поэтому Лучия справилась об их самочувствии, – произнесла Ева Гоцци. – Кстати, о болезнях. Вы слышали об эпидемии холеры в Индии? Какое страшное наваждение, столько людей погибло, в наше-то время!

– Чего вы удивляетесь?! – фыркнул Эрнесто Балди. – Если даже мы прозябаем на обочине жизни, что уж говорить об Индии. Скажете тоже.

– Хороша обочина! – вступила в разговор Маддалена. – Не гневайте Бога, которого так почитаете, это всего лишь кризис, с которым сталкивается любая страна. Италия тоже преодолеет его. Сами подумайте, разве мы не движемся вперед семимильными шагами, успевая по всем фронтам: взять хотя бы текстильную, электротехническую промышленность, машиностроение – все это достигло небывалого подъема! Как можно не считаться с этими достижениями!

– Теперь уже я не соглашусь с тобой, дорогая, – мягко обратился к Маддалене Франко. – Боюсь, тобой правит излишний оптимизм. В стране назревают волнения, народ бедствует, уровень неудовлетворенности рабочего класса за последнее время только возрос.

– Нам стоит опасаться? – обеспокоенно спросила Доната.

– Не думаю. Банки находят возможности субсидировать растущие потребности в промышленности, и я уверен, в самом скором времени Италия выйдет на новый виток развития, что, в свою очередь, скажется на повышении количества рабочих мест и общего уровня жизни.

– Тогда почему все бегут в Америку? Отчего не подождать лучших дней?

– А как же вечная надежда на лучшее? – вздохнула синьора Гоцци.

– Надежда, как же. Чем больше итальянцев садится на корабль, тем меньше ее у тех, кто остается.

– Они уезжают, а проблемы все там же. Сколько забастовок уже было в Ланцио? – спросила Ева.

– Да каждую неделю кто-нибудь да бастует!

– Вот! – поднял палец Франко. – Италия – аграрная страна. Об этом нельзя забывать. Сельское хозяйство всегда намного превышало и, вероятно, будет превышать промышленность, а что такое сельское хозяйство, если не люди? Вот вам и ответ. Сбрасывать рабочий класс со счетов выйдет стране только боком.

– Я лишь выразила мысль о том, что итальянцам не стоит жаловаться на жизнь. Есть те, кому живется гораздо хуже нас.

– Неслыханная чушь, – фыркнул Эрнесто. – Да, у нас есть закрома, но набивать их нечем. Зато все кому не лень ссужают нам деньги, могу поклясться, вчера, когда я проходил мимо недавно отстроенного банка, один из кирпичей поздоровался со мной по-французски!

– Такова политика Джолитти, и ничего с ней не поделаешь. Что плохого в либерализме, если он позволяет иностранным инвестициям идти на пользу нашим гражданам? Правительство знает, что мы катимся в яму, и потому привлекает капитал со стороны, обычное дело, – не согласился Франко.

– Пора производить все самим, а не надеяться на подачки со стороны, – буркнул Николо, не отрываясь от тарелки.

– Виктория, вот вы побывали везде, неужели все так плохо в других странах, как об этом судачат? – обратилась Доната к гостье. Та живо откликнулась:

– Не просто плохо, порой и вовсе ужасно! Иные страны потрясли меня до глубины души! Вы жалуетесь на свое правительство, но есть правительства во сто крат страшнее. Только вот все они схожи в одном: видят народ безликой массой, а ведь у каждого есть лицо, мечты и страдания. Разве можно не замечать этого, уравнивать всех, допустить, чтобы человек был несчастен? – Ее голос зазвенел от обиды.

– А вы, Виктория? Вы счастливы? – спросила Доната.

– Счастлива ли я? Какой легкий и в то же время сложный вопрос. – Она на секунду задумалась, затем, поддавшись внутреннему порыву, воскликнула: – Ах, если бы я только могла рассказать о своей жизни, рассказать все без утайки, какой бы груз свалился с моих плеч. Но боюсь, эта история не для всяких ушей. Пока я не буду уверенной, что меня поймут верно и не осудят, я не смогу и рта раскрыть.

– Ну же, облегчите душу, вы среди друзей!

– Не могу.

– Что ж, не будем давить на вас, всему свое время, – мягко сказал Франко.

Николо почти не участвовал в разговоре, впав в оцепенение, как и всякий раз, когда Маддалена оказывалась рядом. Подобно многим из мужчин, он не мог с точностью расшифровать оттенки собственных чувств, но даже ему казалась очевидной сила обуявшей его страсти. Он мог лишь роптать про себя на то, как тяжело давалась ему каждая минута, уносящая внимание Маддалены, и как мечтал бы он в одночасье избавиться от присутствующих и всех, стоящих на его пути. В особенности от Франко, который, сидя во главе стола, не мог перестать важничать, наслаждаясь вниманием Маддалены. Да, Николо бы с радостью избавился от него, от них всех, а потом и от одежд Маддалены. От этой мысли его бросило в жар, и он поспешил налить себе еще вина.

– Друзья, скоро полночь. – Франко встал. – Я бы хотел сделать небольшой сюрприз и поэтому прошу Маддалену подойти ко мне поближе.

Удивленная, она исполнила просьбу, и он взял ее за руку. Гости застыли, Виктория часто заморгала, Николо нахмурился.