Принц отшагнул, потер покрасневшее лицо и тихо пробормотал, глядя на броню:
— Неужели нет иного выхода?
— Нет, — без колебаний произнесла девушка. — Или умру я — или погибнут все.
Очередной залп ударил в замок, и перчатка с громким скрежетом накренилась. Три из четырех башен полыхали факелами, последняя оплавилась и серой кляксой украсила склон, и теперь дракон взялся за самую прочную защиту. Луч бил в одну точку, и жар его был столь силен, что выжигал воздух, наполняя коридоры и комнаты свистящим ветром. От неминуемой смерти защитников спасало лишь то, что тварь растратила часть колдовской мощи и долго накапливала заряд перед новым выстрелом. Но долго цитадель все равно бы не выстояла, и если не дать бой прямо сейчас, голема похоронят под толщей рухнувшей породы.
— Надо спешить, — ведьма вскинула голову и «уставилась» на потолок, который заскрипел, как медленно сминаемое ведро. — Вспомни все, чему учили. Не забывай, ради кого сражаешься. И не сдавайся, что бы ни случилось.
— Элара…
Чародейка сжала его щеки в ладонях, привстала на цыпочки и поцеловала в губы — страстно, горячо и обстоятельно, как и положено опытной женщине. Амис хотел обнять ее хотя бы раз, но получил по рукам и толчок ладонями в грудь.
— Делай, что велено, — с привычной строгостью отчеканила ведьма. — И не вздумай оплошать, не то с того света достану.
— Элара…
— Полезай в чертова голема! — рявкнула та и сжала кулачки.
— … я люблю тебя, — сказал принц, после чего спиной вперед вошел в доспех.
Зеркальный металл расступился, как вода, и отвердел только после того, как плотно прижался к коже, в точности повторяя каждую впадину, каждый изгиб. Повинуясь воле Железной госпожи, латы сами вошли в портал, и Амис оказался среди кромешной темноты. Однако приглушенный рев, грохот и легкая тряска намекали, что он по-прежнему находится внутри горы, а точнее — в бронированном чреве исполинского доспеха. И хотя впереди ждал очень сложный и смертельно опасный бой, Культ — это последнее, о чем думал парень, погружаясь в пучину сознания.
Стоило ли ее отпускать? Да, и без рассуждений. Если это — единственный шанс спасти Вальдран и другие государства, он обязан принять и одобрить эту жертву. Не как будущий король, не как былинный герой, а как неравнодушный человек, желающий родным и близким только лучшего.
Жалел ли он, что все сложилось именно так? Да, безусловно. Но какой смысл терзать себя, если ничего уже не изменить? В том-то и ценность прожитых лет — не так важно знать, как поступать, куда важнее понимать как поступать не надо. Наша судьба — это мириад ветвящихся ручейков, а мы — бумажные кораблики, и никогда доподлинно не знаешь, что ждало бы на дальних берегах, но подсознательно надеешься, что там гораздо хуже, чем здесь. Иначе все твое плавание — бессмысленно, а все твои действия и выборы в конечном итоге завели не на остров блаженных, а в беспросветное болото.
— Амис, ты меня слышишь? — тихо прожужжало над ухом.
— Слышу.
— Я начинаю.
— Можно кое-что спросить?
Падение ускорилось, а может, непривыкший к недвижимой стесненности разум рвался на волю из стального саркофага — ввысь, в небо, к звездам. И кромешная тьма поблекла, усеявшись тысячами крохотных искорок, и светящиеся туманные змеи заклубились в непроглядной дали. Но сила, давящая на тело, не шла ни в какое сравнению с тисками на сердце.
— Спрашивай, только быстро.
— Ты говорила, что Элара — это псевдоним, прикрытие. Я хочу узнать настоящее имя.
Амис замолчал, девушка — тоже. Какое-то время тишина давила на уши, затем по ней резанула грустная усмешка.
— Ты всегда его знал. Готов?
Принц сглотнул и кивнул разлитой вокруг Бездне:
— Да.
— Хорошо. Я люблю тебя.
Глава 20
Амис открыл рот, собравшись высказать все, что думает о ведьме и ее тайных планах, но тут же зажмурился и стиснул зубы от нестерпимой боли. Мириады крохотных иголочек разом пронзили кожу — и это еще сущий пустяк по сравнению с тем, что началось миг спустя. Иглы утолщались, превращаясь в спицы и пруты, и погружались все глубже в мышцы. И когда острия заскребли по костям, лишь чудо удержало принца в сознании. В горячечном полубреду ему казалось, что он сорвался с обрыва, но падает неспешно, будто в соленой воде. Которая то закипает до пузырей, то леденеет до снежной пены, и пульсирующая мука волнами пронзает до нутра, а затем устремляется обратно. И когда на глаза надавили чьи-то колючие пальцы, на краю утеса показался Наставник, заарканил пленника кнутом и вытащил на берег.
И камни тут же превратились в размокшую грязь, и как принц не барахтался, не сопротивлялся, трясина все одно утягивала на дно. И стоило ухнуть в месиво с головой, как в нос тут же ударил смрад тлена и разложения, а под ногами все чаще трещали и перекатывались старые кости. Амис полз через нагромождение изрубленных гниющих тел, силясь взобраться на вершину, но всякий раз путь преграждали знакомые, но искаженные смертью образы.
— Ты никогда не станешь королем, — Елена раззявила рот, уронив на сморщенную грудь горсть копошащихся червей.