Фестиваль

– Знаешь, у меня в театре есть один потрясающий актер. Некто Майзельс. Из приличной обеспеченной семьи – но пьет, собака, как последний сапожник. Ну ладно эти провинциалы – живут в общаге, постоянной прописки нет, будущее туманно, хлещут, как говорится, от безысходности. А этот-то что? Тут, представляешь, попал в такую историю… Пошли родители Майзельса в театр, разумеется, в наш. Этот алкаш тем временем надрался и уснул. Его папа и мама так спешили на встречу с прекрасным, что забыли дома ключи. Возвратились домой – никто не открывает. Майзельс в отключке. Они туда-сюда. Что делать? Выход один – проникать в квартиру через окно. Но до него-то надо еще добраться. Вызвали пожарную команду, пожарники приехали, посмотрели, говорят: «Все понимаем, сочувствуем, лестницу до третьего этажа выдвинем. Но лезть – не полезем. Пожара-то никакого-то нет». Пришлось выдвигаться вверх по лестнице старшему Майзельсу. Он кое-как добрался до окна, прильнул к нему и стал стучать…Стучал долго. Наконец через полчаса мой актер открывает один глаз и видит странную картину: за двойными рамами третьего этажа искривленная гневом физиономия его папаши изрыгает ругательства, которых вследствие хорошей замазки на окнах абсолютно не слышно. Младший Майзельс грустно констатирует: «Ну, вот ты и пришла, белая горячка…» – и в расстройстве отворачивается к стене. Кончилось все тем, что старший Майзельс выломал оба окна в квартире и выбил два зуба младшему Майзельсу. Теперь на репетициях он, бедняга, шепелявит.

Дудина громко расхохоталась и скороговоркой добавила:

– А ему нельзя шепелявить. У нас уже есть один такой – Вова Сушков. Это его амплуа. А если будет много шепелявых, что же это получится? Нет, это не дело. Надо Майзельсу объявить выговор.

Маромой строго взглянула на часы и важно предупредила:

– Все. Начинаем! Больше ждать не имеет смысла. Иван Петрович, попрошу вас подняться на сцену и занять за столом президиума достойное вашему положению место.

– Степанидушка, я уж тут, с народом, – весело отозвался Самокруткин, явно демонстрируя художественную самостоятельность.

Тогда Маромой поправила прическу, взяла в руки какие-то бумажки и с важным видом начала читать:

– Всем известно, что Александра Яблочкина – великая русская актриса. Но мало кто знает, что когда ее квартиру ограбили, единственное, чего не тронули взломщики, – это фамильные драгоценности. А дело в том, что когда кто-то из бандитов подцепил с зеркала жемчужное ожерелье, актриса презрительно изогнула бровь и процедила: «К чему вам эти фальшивки?!» Она настолько хладнокровно отнеслась ко всем этим жемчугам и бриллиантам, как будто это была сплошная подделка, театральная бутафория, и не более, что грабители поверили и не тронули ни одного камешка… Вот это и есть настоящий актерский дар! А теперь я хочу задать собравшимся вопрос: может ли такой дар появиться в нашем театре и совершенствоваться в нем все дальше и больше?

Внезапно с первого ряда вскочил бородатый третьеразрядный актер Андрей Глядкин и истерично закричал:

– Категорически – нет!

– Спасибо, Андрюша, – поблагодарила усевшегося тут же на место актера Маромой и продолжила: – Вот у неизвестного артиста Глядкина хватило гражданского мужества заявить без обиняков, что пока тактику и стратегию творческой политики в театре определяют капризы и пристрастия одного человека, любые разговоры о какой-либо эволюции театрального организма бессмысленны.

– Что вы предлагаете? – выкрикнул с места артист Безпальцев.

– Я предлагаю создать наблюдательный совет театра, куда войдут четыре-пять ведущих актера труппы, главный режиссер и, например, я. И чтобы этот совет обладал всей полнотой власти.

– А больше ты ничего не хочешь? – Анастасия Бланманже достала из кармана огромное яблоко, бросила его в Степаниду и попала.

– Ай-яй-яй… – запричитала Маромой и метнулась за кулисы.

Неожиданно на сцене появился колдун Кулебякин.

– Веселитесь? – загадочно спросил он. – А почему телевидения нет?

– Самокруткина – в президиум! – перекрывая общий ропот, выкрикнула Марина Дудина.

Ее реплика нашла широкий отклик – с разных сторон раздались пусть нестройные, но достаточно громкие, поддерживающие предложение Дудиной аплодисменты.

– Иван Петрович, по-моему, все складывается как нельзя лучше, – сказал Сергей. – Идите – вас ждет народ.

– Ты только без меня не уезжай, – попросил напоследок Самокруткин. – Я тебя отвезу к своему приятелю – модельеру Валентину Юмашкину. Он хоть сам голубой, но девки у него – класс! Тебе для фестиваля пригодятся.

Флюсов вышел через боковой запасной выход в фойе и отправился в буфет. «Пусть сами разбираются. Что я буду себе нервы трепать…»

Однако собранию еще предстояло выйти на пик эмоционального напряжения.

Когда Иван Петрович в своей спокойной манере вкрадчивым голосом начал вещать со сцены о ближайших репертуарных планах театра, на нее с огромным фингалом на лбу вернулась Степанида Маромой.

– Я этого так не оставлю! – перебив главного режиссера, зло и громко сказала она.