Фестиваль

– Ну да. Правильно. Публике, бедняге, сегодня, да и в другие дни придется много терпеть. А ты, кстати, знаешь, что на самом деле все эти глубокомысленные разглагольствования многочисленных отвязных писак по поводу вселенской терпимости – бред собачий. Основную отповедь дал им еще гениальный философ, поэт и публицист Владимир Сергеевич Соловьев. Он совершенно четко пояснил, что восхваление терпимости как превосходного качества априори фальшиво и лицемерно. Потому что сама по себе терпимость есть качество среднее и становится хорошим или дурным, смотря по предмету, к которому прилагается, и по душевному побуждению, которым определяется. Если кто-то проявляет терпимость к злодеяниям лиц более его сильных из боязни навлечь на себя их гнев, то такая терпимость называется обычной подлостью и, разумеется, ничего хорошего не несет. Еще пример: если кто-нибудь потому относится терпимо к чужим мыслям и делам, что сам не имеет никаких убеждений, то такую терпимость можно назвать равнодушием к истине и добру или беспринципностью. Терпимость к чужим грехам есть качество низкое, если она внушается умыслом прикрыть ею собственные пороки, но она похвальна, когда основана на сердечном доброжелательстве, великодушии или милосердии. Другими словами, терпимости вообще не существует, и восхвалять ее, изначально не объяснив конкретных характеристик, – значит пудрить мозги обывателю бессмысленной болтовней.

Райлян давно не слышал столь многословных философских измышлений в исполнении генерального директора, пусть и в виде краткого пересказа постулатов мыслителя с мировой славой Соловьева, поэтому слегка подустал в конце длинной тирады.

– Я думаю, – сказал он, краснея, – терпимость в нашем случае будет носить только позитивный характер.

Сергей внимательно посмотрел на разгоряченное лицо Ивана Григорьевича и, нервно прищурившись, продолжил:

– В следующий раз – ты не забудь мне напомнить – я продолжу разглагольствования по поводу терпимости, поведаю тебе о терпимости за деньги и о домах терпимости. Но это будет только в следующий раз. – Он потрепал Райляна по белобрысой голове и скромно попросил: – А теперь, дорогой, собирайся – и на место дислокации. Проверь все лично. Учти, права на ошибку сегодня у нас нет.

Райлян резко вскочил с места:

– Уже еду! Одна просьба, партайгеноссе.

– Давай.

– Мне бы хотелось взять с собой Светлану.

– Нет, старик, она нужна мне для координации всей работы здесь.

Получишь ее в праздничной упаковке после заключительного фуршета. Причем учти, получишь в достаточное длительное пользование. Будь к этому готов.

Райлян, как подросток, прыснул в кулак и пошел своими семимильными шагами выполнять порученное ему нелегкое и опасное задание.

Около пяти часов вечера к памятнику Маяковскому стал стягиваться народ. Почетные же гости подъезжали на разнокалиберных лимузинах и авто к служебному подъезду, где их встречали размалеванные Наташа, Валерия, Тамара, Светлана, Аня, внезапно появившаяся из небытия Галина Монастырева и даже знакомая Флюсова – скромная девушка Лена во главе с заместителем директора Иваном Григорьевичем Райляном. Сергей Сергеевич покрутился было в толпе встречающих, но, увидев несколько знакомых опухших демократических рыл, ушел.

– Нет, по трезвяку видеть эти рожи – это выше моих сил, – сказал он в пустоту и сплюнул.

Развалив в стране всего за несколько лет все что только можно – науку, образование, финансы, промышленность, сельское хозяйство и национальные отношения, эта говорливая рать по-прежнему с уверенностью вещала на каждом углу о своем профессионализме.

«И откуда у этих косноязычных болтунов столько уверенности в себе? – подумал Сергей. – Обладатели серых биографий, с чего они взяли, что могут учить уму-разуму население гигантской страны? А может, ориентируются на своего пахана – свердловского прораба? Ага… Вон идет его пресс-атташе. Мало того что графоман, так еще и «голубой». Ему бы официантом где-нибудь функционировать, а он на самом верху фиглярит. Так… А это кто? А-а… Эти – из ближайшего окружения нашего экономического Ивана Сусанина. Так… Это мидовские шавки. Так. Это академики. Это разведчики, проспавшие все на свете. Блин, паноптикум мудаков. Нет, все. Пойду лучше в буфет чего-нибудь выпью».

После пятидесяти грамм коньяка в свете последних впечатлений на ум пришла строчка из народной поэмы о ходоках:

Встал Ильич, развел руками:
Что же делать с мудаками?

Мимо со скоростью среднестатистического урагана промчалась Валерия.

– Стой! – закричал Флюсов.

Девушка замахала в пространстве руками, согнув ноги в коленях и тормозя шпильками о полированный паркет.

– Куда бежишь?

– Там одной даме плохо стало. Она думала, что муж позвал ее на концерт Мовсисяна, а, когда узнала, что тут на самом деле намечается…

– А кто у нее муж?

– Помощник Козырева.

– Дай этим козлам всем вместе побольше пургена. Может, поумнеют. Или яду. Только такого, у которого противоядия нет.

– Что же это вы так, Сергей Сергеевич? Они же нам на концерте нужны. Вот после него – другое дело.