Фестиваль

– Да, конечно. И Третий канал, и «Вести» с Либерзоном во главе – все в курсе.

Как бы в подтверждение слов Валерии в буфет ввалился оператор с камерой на плече, вошли ассистент с осветительным прибором над головой и миловидная ведущая с микрофоном в руке. Профессионально оглядев присутствующих, ведущая моментально сделала выбор и направилась прямиком к Сергею Сергеевичу.

– Добрый вечер, – мило поприветствовала она писателя. – Скажите, вы впервые на таком специфическом концерте?

– Да.

– А вам понравилось первое отделение?

– Да.

– А что больше всего вам понравилось?

– Как мужик залезал рукой в рояль. На самом деле он не доработал. По сценарию он должен был залезть туда полностью, закрыть крышку и просидеть там до конца концерта.

Ведущая смущенно переглянулась с оператором.

– Откуда вы знаете?

– Потому что я – автор сценария всего этого действа.

– Вы шутите?

– Он говорит чистую правду, – вмешалась в разговор уже совершенно пьяная Валерия. – А вы, девушка, будьте поскромнее и не грубите.

Ведущая высокомерно оглядела собеседницу и молча отошла в сторону.

В эту секунду в буфет вальяжной походкой вошел господин Бизневский.

– Ой, Саныч, привет, рад тебя видеть. Как дела на финансовых фронтах?

Бизнесмен горько ухмыльнулся и достаточно твердо произнес:

– Денег больше не будет. Я – банкрот. Весь в долгах, как в шелках. Между прочим, меня уже преследуют кредиторы.

Надеюсь, ты еще не дошел до того состояния, когда закладывают жилплощадь? Нет? Тогда уподобься композитору Шуберту. Он, устав от вечных преследований кредиторов, однажды повесил на балконе свой сюртук, карманы которого были вывернуты наизнанку. Это должно было означать: «Не беспокойте, голубчики, ни меня, ни себя». Зрелище это оказалось настолько убедительным, что на некоторое время кредиторы оставили в покое своего должника.

– Хорошо, я подумаю. Нет, серьезно, дела-то хреновые. Папа Гастарбайтер обещал мне кое-какое содействие в организации одного перспективного начинания, а в результате обманул и ничего не сделал.

Интервьюерша тем временем отловила какого-то толстого лысого мужчину в очках и начала задавать ему идиотские вопросы:

– Неужели вам совсем не понравилось первое отделение концерта?

Мужчина, ни секунды не думая, стал отвечать на повышенных тонах:

– То, что я только что слышал, – это полное дерьмо! Я сам музыкант. То, что они там играют, – он ткнул толстым пальцем в сторону концертного зала, – оценить нельзя. Это хуже самого плохого. Надо быть несусветным нахалом, чтобы, придумав такую ерунду, снять центральную площадку в Москве для ее исполнения. И при этом еще имитировать, что данную какофонию можно продирижировать. Какой из этого двоечника дирижер? Его бы выгнали из самой последней деревенской музыкальной школы.

– В деревнях не бывает музыкальных школ, – поправила его ведущая.

– Тем хуже.

В самом зале события тем временем приобретали не менее крутой поворот. Перед взором оставшейся в антракте на местах публики внезапно появилась худенькая девушка в очках и длинной юбке и громко запричитала:

– Товарищи, господа! Вас обманывают! То, что вы прослушали сегодня, – это не музыка. Я – студентка консерватории, если бы у нас на курсе кто-нибудь написал подобное, его сразу бы выгнали без всяких вопросов.

– Сколько тебе заплатили? – закричал со своего места старший Гастарбайтер.

– Мне заплатили, чтобы я сюда пришла, но я хочу вернуть эти нечестные деньги. Вот они! – Девушка разжала кулак и показала собравшимся несколько мятых бумажек.

– У нас в стране демократия! – закричал сидящий неподалеку от папаши Гастарбайтера солидный мужчина в ярко-красной бабочке. – Вам не нравится музыка – идите домой и слушайте на магнитофоне какой-нибудь разухабистый рок. А нам не мешайте наслаждаться.

Кому-то на двенадцатом ряду не понравились слова о роке.

– Что ты, козел, там вякнул по поводу магнитофонных записей? – Человек в кожаной куртке, рваных джинсах и бандане уже натягивал на крючковатые руки кожаные перчатки, укладывая внутрь одной из них отдающий холодом и чем-то напоминающий фрагмент школьного лекала вороненый кастет.

Мужчина в бабочке, несколько раз опасливо оглянувшись, сначала попытался было оправдываться:

– Я совсем не то имел в виду – то, что вы подумали, молодой человек. – Но потом, догадавшись, что его объяснения ни к чему хорошему не приведут, вскочил с места и помчался к ближайшему выходу, на ходу призывая милицейских работников к себе на помощь.

Девушка в очках между тем продолжила:

– Это негативная музыка. Она несет разрушающее начало. Это потом отрицательно скажется на ваших нервах.

У нее был такой беззащитный вид, что сидящий во главе редакционного коллектива «Литературной мозаики» Евгений Алексеевич Лабухов даже посочувствовал:

– Бедняжка, она, конечно, права. Но что тут можно поделать?

– Между прочим, мы с тобой, Женя, также состоим в числе очковтирателей или, во всяком случае, содействующих таковым, – грустно произнес писатель-сатирик Виктор Контушовкин.