Fidem

– Что-то да придумаем. Здесь, на севере, не разгуляться, да и зима идет во весь опор, но нам не впервой. Если выберемся отсюда живыми, за неделю успеем дойти до Грайфсвальда. Там нынче собирают ополчение против Тильмановских баронов. Говорят, намечается знатная сеча. Если подсуетимся, успеем оторвать свой кусок. А там… Перезимуем где-нибудь под Пренцлау. Сала не нарастим, но, даст бог, и с голоду не помрем. В тех краях раубриттеров не привечают, но и стрелять без предупреждения не стреляют, уже добро…

Гримберт усмехнулся, не пытаясь вслушиваться.

Забавно, подумал он, Берхард такой же низринутый калека, как и я. Однако взирает на жизнь трезво, точно дальномеры доспеха, не опьяняя себя несбыточными надеждами и глупыми мечтами. Только такие и выживают в этом мире. Если я хочу выжить, мне стоит стать таким, как он. Холодным, сухим, здравомыслящим. Не ядовитым, как паук – бесстрастным, как камень. Досадно, что ему придется умереть из-за меня.

– Берхард.

– Чего тебе? – Берхард на секунду перестал жевать, воззрившись на «Серого Судью». Спокойно, как в прежние времена, взирал на нависающие над ним закованные в столетний лед утесы. Не выказывая ни страха, ни обеспокоенности.

– Скоро на этом острове вновь заговорят пушки. А когда они закончат, сюда явятся святоши. До черта святош, которые перекопают его вдоль и поперек. Я сказал приору, что назову имя убийцы до полуночи.

– Ты знаешь имя?

– Нет. Это был блеф. Отчаянная попытка выиграть время. Они все напряжены, все изнывают от злости и страха. Достаточно зажечь спичку, чтобы вызвать беспорядочную пальбу… Мне надо было выиграть хотя бы несколько часов.

Берхард скривился:

– Никчемный трюк. Много ли мы выиграем, удлинив свою жизнь на несколько часов?

– Речь идет лишь о моей жизни, Берхард. К чему платить две монеты там, где можно обойтись одной?

– К чему это ты?

«Серый Слуга» со скрипом поднял одно из своих орудий, чтобы указать им в сторону ворот.

– Мне этот остров не покинуть – глубинные мины. Но ты… У тебя есть шанс.

– Я не умею плавать.

– Так сделаешь плот. Обслуга орудий мертва, как мертвы все прочие гости Грауштейна. Все крепостные пушки смотрят стволами в небо. Никто не сможет помешать тебе покинуть остров.

Берхард медленно отложил кусок хлеба, от которого так и не успел откусить.

– Ты хочешь, чтобы я…

Гримберт нетерпеливо кивнул:

– Я освобождаю вас от вашей клятвы оруженосца, барон. Проваливайте на все четыре стороны. И поживее.

Берхард кашлянул в ладонь.

– Я думал, что повидал на своем веку все, что только можно, но паучье благородство для меня внове. Должно быть, твои мозги окончательно спеклись в черепе.

– Уходи, пока я не передумал. Можешь взять наш кошель, там еще осталась пару монет. Выпьешь за Паука, когда окажешься в безопасном месте. Но на твоем месте я бы не стал произносить этого имени вслух, пусть даже и в трактире. Оно в силах причинить неприятности тем, кто его произносит.

– Выпью за твою глупость, – буркнул Берхард. – Погубившую хозяина. И выпью нарочно самого дрянного вина. Пить хорошее вино за тебя – лишь портить добрый напиток.

– Выпей за то, что посчитаешь нужным. Сколько мы с тобой вместе, Берхард? Три года?

– Три с четвертушкой.

– Приличный срок.

– С тобой и день пережить – приличный срок.

– Я все еще жив, а это о чем-то да говорит!

– Ты все еще жив только потому, что я все это время находился рядом с тобой, – проворчал Берхард. – Спасая твою шкуру и предупреждая об опасностях. Едва ли ты сможешь признаться в этом хотя бы самому себе, но из тебя паршивый раубриттер, Паук. Ты самолюбив, упрям и неосторожен. Ты глуп и жаден. Ты не уделяешь внимания важным вещам и часто действуешь наперекор логике. Может, ты и был талантливым интриганом в прежние времена, но это не приспособило тебя к жизни в том мире, который тебя окружает. Ты строишь тонкие планы, совершенно не замечая того, что тебя окружает, и все твои планы рвутся, как тонкая паутина, наткнувшись на грубую действительность.

Гримберт стиснул зубы, ощущая горячую пульсацию крови в висках.

– У меня еще достаточно патронов в пулемете, – процедил он, – чтобы развалить тебя пополам. Грауштейн за сегодня выхлебал порядочно крови, но не думаю, что он обидится, если я орошу его еще толикой…

– Ты слеп, – безжалостно произнес Берхард, поднимаясь на ноги. – Даже когда подключен к доспеху. Не замечаешь того, что происходит у тебя перед носом. К тому же слишком увлечен своей местью, которая заставляет тебя терять осторожность. Рано или поздно ты погубишь сам себя, Паук. Честно говоря, я надеялся, что это произойдет тут, на моих глазах. Твоя смерть оплатила бы три года унижений, выпавших на мою долю.

Нервная система «Серого Судьи» по скорости реакции не могла соперничать с прочими доспехами. Чересчур медлительная, она воспринимала отданные хозяином приказы на уровне миллисекунд, в то время как прочие оперировали микросекундами. И все равно она была быстрее реакции любого человека. Если бы он отдал приказ открыть огонь… Берхард сообразил бы, что происходит, только тогда, когда осел бы на серую брусчатку с развороченной грудью.