Фигуры света

По-прежнему не глядя ей в глаза, он закрывает за собой дверь. Щелкает щеколда, и Алли кажется, что этот звук эхом разлетается по коридору. Их разговор слышали все не спавшие доктора. Она стоит, опустив голову. Все уверены, что женщины так и будут себя вести, вот как она сейчас, – даже не подумав, побежала за помощью, отняла у занятого мужчины время своими глупыми требованиями. Позволила чувствам возобладать над делом. Доктор Гарнет недвусмысленно дал понять, что сомневается, будто женщины могут быть врачами, да и вообще освоить любую профессию, и она только что эти сомнения подтвердила. Она предала – хватит, говорит она себе, слезами она только усугубит собственную глупость, – предала мисс Джонсон, миссис Льюис, маму. За дверью слышно, как доктор Гарнет со скрипом отодвигает стул, кашляет. Она ведь прекрасно знала, что третьей койке ничем не помочь, что это сестры ухаживают за пациентами, а врачи лечат их – когда есть лечение. Дура. Идиотка. Ей хочется биться головой о стену, пока боль не затмит грызущее ее изнутри самобичевание. Прижечь свечой руку, понаставить волдырей на бедрах, как учила мама. Но скальпель остался у нее в комнате, до газовых рожков не дотянуться, да и вдруг ее кто-нибудь увидит. Она идет к лестнице и несколько раз с размаху ударяет рукой – лучевой костью – об угол, словно тренируя теннисную подачу слева. Больно. А должно быть еще больнее.

* * *

Мама Анни сдержала свое обещание и пригласила Алли на чай. Обычно она принимает гостей по средам и очень надеется, что тетя Мэри и Алли как-нибудь ее навестят, а пока что она попросила Анни позвать к ним Алли в субботу, после занятий. Не беспокойтесь, говорит Анни, мама прекрасно знает, что по средам у нас лекции, но ей нравится соблюдать этикет. Я не хочу туда идти, говорит Алли тете Мэри. Мне нечего надеть, и я не знаю, как вести себя с дамами во время чаепития. Ну, отвечает тетя Мэри, тебе хочется иметь друзей? Хочется, чтобы Анни стала твоей подругой? И, раз уж на то пошло, ты же хочешь лечить дам, когда станешь врачом? Если хочешь, тогда пора привыкать и к чаепитиям. Я не буду принимать пациентов за чаем, говорит Алли, и людям нет дела до фасона твоего платья, когда они скулят от боли и боятся умереть. Разумеется, говорит тетя Мэри, но, я надеюсь, платить-то они тебе будут совсем в другом состоянии. Так что прими это приглашение, похоже, тебе нужна как раз такая подруга, как Анни. Словно бы Анни можно прописать Алли как лекарство.

Она принимает приглашение еще и потому, что не знает, как отказаться, но утром просыпается в тревоге, с полным отсутствием аппетита, и даже утренняя лекция о парезе конечностей не занимает полностью ее мыслей. В час дня Эдит сядет на поезд до Рочестера, ее отец каноник в тамошнем соборе. Она впервые поедет на поезде без сопровождения, и она повторяет направо и налево, что совсем не нервничает, что она не как ее сестра, которая даже в парк одна выйти боится и дрожит, стоит Эдит заговорить о медицине. Алли припоминает, что творилось в парках в Рочестере во время демонстраций против Закона о заразных болезнях, и думает, что сестра Эдит поступает весьма разумно. Она осторожно натягивает пальто, ткань пообтерлась на локтях, нельзя, чтобы ее видели в заплатанной одежде. Сейчас она предпочла бы встретиться лицом к лицу со всеми портовыми грузчиками Рочестера и Чатема вместе взятыми, чем идти пить чай к миссис Форрест.

Дети собираются идти к кому-то на день рождения и в эту субботу шумят громче обычного. Джорджу не нравится заварной крем, и он сплевывает его в тарелку Фредди, нянька уводит его в детскую, чтобы наказать, для этих целей она там держит большую щетку для волос. Дядя Джеймс кладет вилку, морщится, словно бы и его ожгло болью, которую предстоит испытать Джорджу, но не говорит ни слова. Алли заметила, что такое у него правило – ни во что не вмешиваться. Я думала, бабушка была против телесных наказаний, сказала Алли тете Мэри, заслышав шлепки и вопли из комнаты снизу. Мама всегда говорила, что насилие порождает насилие. Элизабет, наверное, как и мама, ответила тетя Мэри, предпочитает более медленные и болезненные способы наказания, а просто отшлепать провинившегося – это и быстро, и действенно. Будь это действенно, думает Алли, вы бы не шлепали их так часто – точнее, не велели бы няньке их шлепать. Она вспоминает свечное пламя. Здесь все дело в самодисциплине, ребенок ничему не научится, если боль ему причиняет чужой человек. И маме хотя бы доставало смелости испытывать свои наказания на себе, знать, как кожа краснеет, вздувается, лопается. Алли ни разу не слышала, чтобы тетя Мэри отчитывала своих детей, и уж тем более – сама их наказывала.

Когда порядок восстановлен и слуги убирают со стола, дядя Джеймс уезжает к себе в клуб. Тетя Мэри вытирает губы салфеткой, поворачивается к Алли:

– Ну что, дорогая, поглядим, что у тебя там с платьями?