Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во

Эти чистые формы становятся видами, по сравнению со смешанными формами, которые могут получиться от их смешения; и тогда я их называю простыми формами. Смешанные формы получаются из амальгамы, слагающей в целое две простые формы. Объединение теократии с Республикой представляло из себя законодательство Орфея у древних Греков; об объединении теократии с монархией возвещала миссия Кришны в Индии, Зороастра в Персии, Нумы у Этрусков. Один у Скандинавов объединяет теократию с феодальным устройством, являвшимся уже слиянием, произведенным силой оружия, монархии с республикой. Повсюду, где обнаруживается теократия, смешанная с республикой, монархией или феодальным укладом, она дает политическую жизнь Государствам и служит средством их движения вперед. Эти Государства не нуждаются в ином орудии. Но когда теократии недостает в смешанных формах, то есть, когда провиденциальное действие поставлено за рамки правлений, какими бы они ни были, тогда эти правления испытывают потребность в политическом орудии, чтобы оно служило им средством для движения различных государственных механизмов. Такое орудие в простых формах есть результат их принципа, и тогда я его называю средством жизни; оно присутствует и в смешанных формах, где проявляется теократия, в которых ощущается последствие провиденциального действия; но в тех формах, где отсутствует Провидение, это орудие, что должно быть названо политическим, является произведением самого законодательства. Оно должно извлекаться из перводвигателя, определившего смешение или слияние двух принципов. Так, военная империя и проистекающее из нее феодальное устройство, основанные силой оружия, обретают свое орудие в самой этой силе; так, все аристократии, олигархии или эмпорократии заимствуют для своего перводвигателя, возвышающего аристократов, олигархов или эмпорократов, всегда что-то наподобие политической иллюзии, веры, связанной с происхождением, мудростью или удачей правителей; наконец, их орудие – кредит, зиждущийся на чем бы то ни было, но чаще всего ни на чем не основанный.

Все конституционные монархии, каким бы способом они ни были обустроены, одинаково нуждаются в политическом орудии; и это орудие можно взять лишь там, где оно есть, иными словами, в перводвигателе своих образований. Европейские монархии, формы которых никогда не являлись простыми из-за волевого движения, действовавшего в Европе, начиная от истока обществ в Гиперборейской расе, применяли, согласно времени и обстоятельствам, различные орудия для поступательного движения. В Арагоне – это Великий Поборник Справедливости; в Кастиллии – Санта Эрмандад (Sainte-Hermandad); в Англии и во Франции – Парламенты, называвшиеся опекунами Королей; в Германии – орден тевтонских рыцарей и т. д. Все эти политические установления, почти всегда произведенные на свет силой вещей и безотносительно цели, которая выпала им на долю, занимали место политических орудий, по мере того, как подлинные средства жизни или существования угасали или использовались; то есть по мере того, как провиденциальное действие было удалено от правлений или когда одной воинской силы уже оказывалось недостаточно.