Читаем Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во полностью

В эпоху, когда в Европе над социальным порядком начал рассеиваться сумрак, вызванный падением Римской империи, политика и законодательство развивались, так сказать, поодиночке и в тени; сила вещей была во многом во всех установлениях, которые зачастую принимали совсем иное направление и играли совсем иную роль, нежели ту, какая мыслилась их основателями; но сегодня, когда знания обрели славу, все более и более возрастающую, инстинкт уже никак не служит законодателю; последний не позволяет ему отрицать цель, во имя которой трудится. Если хочется основать военную и феодальную Империю, то необходимо знать, что она нуждается как в силе оружия, так и в постоянных завоеваниях. Если грезится о чистой Республике, то должно исследовать, где и как сыщутся рабы. Кто желает абсолютной Монархии, тот должен задуматься о том, что ей необходимы орудия смерти. Но высшая сила помешает ему желать рабства и убийств, а, значит, прекратит желать демократии или деспотизма. Его взгляды остановятся на аристократии, но где иллюзия, которой он окружит своих аристократов? Кто сможет убедить более великих и более мудрых, чем он сам? Но его аристократы станут олигархами, фортуна которых и, главным образом, большая территориальная собственность составит их достоинство. Я скажу, что если его олигархи столь же благородные, сколь и богатые, то они захотят монархии; если же они только богаты, но не благородны, то пожелают республики. Я говорю, что никогда одна фортуна не сможет служить ни связующей нитью, ни орудием для Государства, ибо она слишком непостоянна и слишком часто меняет хозяев. Ее установят в майорате в субституциях; да, но тогда – это фантом благородного сословия, что создадут, которому будут присущи все неуместности подлинного дворянства без единого из его превосходств. Прекрасно! Законодатель склонит Государство к эмпорократии. Но окажется ли в его распоряжении могучая торговля, которая, покрыв своими палатками оба полушария, смогла бы превратить в обоюдоострый меч кадуцей Меркурия? Если же это не так, то зачем ему искать иную форму правления, ведь эмпорократия требует в качестве орудия национальный кредит и только одна подобная торговля его в силах предоставить. Вот законодатель останавливается на конституционной монархии, наполовину монархии и наполовину республики, и видит в ней образец, о котором размышлял в тишине от всех страстей. Этот образец очень прекрасен; в нем он обретет статую чудных пропорций, но жаль, что она не сдвинется с места. Он будет полагать для нее средства и сделает хорошо, но он сделает еще лучше, если сможет вдохнуть в нее жизнь. Как! Жизнь в статую? Да, жизнь в статую. Ах! Каковым же будет покровительствующее

Божество, пожелавшее внять мольбам этого политического Пигмалиона? Божество, которое никогда не обойдет своим участием тех, кто к нему обращаются с чистым сердцем, уповая на вселенское благо. Божество это – Провидение.

Глава X

Истинное положение вещей в Европе. Борьба между людьми Воли и Судьбы, либералами и роялистами. Каковы люди смешанного типа, называемые министериалами. Опасность, в которой находится Социальный порядок. Средство избежать этой опасности

Провидение есть во всех вещах, где признается его присутствие. Оно и в фетише дикого Африканца, и в Скрижалях Закона, данного Моисеем. Уподобляющееся исходящей от нее универсальной жизни, одинаково отражающейся и во взгляде мелкой мошки и в глазах у слонов, оно отличается от самой жизни лишь величием, достоинством и значимостью своих целей. Подобно тому, как божественная вера является плодом морали, которую она несет, Провидение же – это плод, дающей рождение вере. Повсюду, где присутствует божественная вера, там также потенциально раскрывается бытие интеллектуальной силы, господствующей над Вселенной. Вне этой веры существуют создания чаемые, но преходящие, поскольку все произведенное волевой свободой или судьбоносной необходимостью преходяще. Одни провиденциальные творения имеют право на бессмертие.

Я надеюсь смогу явно изложить эту истину. Провидение можно привлечь во все правления, и все правления могли бы быть обязаны ему жизнью; но дабы эта жизнь стала полной, необходимо в ней соединить три силы в одну. Это соединение, когда оно возможно, я называю унитарным правлением. Оно может всегда иметь место, если предварительно соединены уже две силы в смешанную форму. Но чтобы придать совершенство надо добавить в форму силу, которая ей недостает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
История целибата
История целибата

Флоренс Найтингейл не вышла замуж. Леонардо да Винчи не женился. Монахи дают обет безбрачия. Заключенные вынуждены соблюдать целибат. История повествует о многих из тех, кто давал обет целомудрия, а в современном обществе интерес к воздержанию от половой жизни возрождается. Но что заставляло – и продолжает заставлять – этих людей отказываться от сексуальных отношений, того аспекта нашего бытия, который влечет, чарует, тревожит и восхищает большинство остальных? В этой эпатажной и яркой монографии о целибате – как в исторической ретроспективе, так и в современном мире – Элизабет Эбботт убедительно опровергает широко бытующий взгляд на целибат как на распространенное преимущественно в среде духовенства явление, имеющее слабое отношение к тем, кто живет в миру. Она пишет, что целибат – это неподвластное времени и повсеместно распространенное явление, красной нитью пронизывающее историю, культуру и религию. Выбранная в силу самых разных причин по собственному желанию или по принуждению практика целибата полна впечатляющих и удивительных озарений и откровений, связанных с сексуальными желаниями и побуждениями.Элизабет Эбботт – писательница, историк, старший научный сотрудник Тринити-колледжа, Университета Торонто, защитила докторскую диссертацию в университете МакГилл в Монреале по истории XIX века, автор несколько книг, в том числе «История куртизанок», «История целибата», «История брака» и другие. Ее книги переведены на шестнадцать языков мира.

Элизабет Эбботт

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука