Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во

Если бы имелась нужда в новом доводе после всех высказанных мной доводов, естественно проистекающих из изложенных фактов, то стало бы вполне понятно, что правлениям смешанного типа, в которых исчерпался гений современных законодателей, все-таки недостает двух самых сильных политических двигателей – любви к родине и чести. Ведь роялисты и либералы не желают совмещать одно с другим. В подобных государствах, кажется, было бы стыдно разделять мнение министров и их поддерживать. Дух, который воодушевляет правительство, каким бы чистым и бескорыстным он ни был, обладает признаками неясности и лукавства, заблаговременно настраивающими против него. Сюда нельзя войти, не сделав уступок, ущемляющих самолюбие; и это не может быть иначе. Правления смешанного типа являются таковыми ровно настолько, насколько они не суть простые, и ничто из простого и чистого не сможет примириться с ними. Роялисты пожелают, чтобы министры были роялистами, а либералы захотят, чтобы они являлись либералами; но это способно повлечь за собой сокрушение здания конституционного устройства, ибо оно состоит не из однородных элементов, а их элементов, относящихся к двум противоположным принципам, – монархическому и республиканскому. Если бы министры принадлежали к чистым либералам или монархистам, они бы были не министрами конституционной монархии, а министрами чистой республики или абсолютной монархии; но поскольку они пребывают в духе своего установления и в настоящем конституционном укладе, являющемся смесью республики и монархии, то их обвиняют в двурушничестве. Их вместе с центристской партией, которой они себя окружают, осыпают по смехотворному поводу ничуть не меньше, чем проклятиями; их обвиняют в развратном образе жизни, не удосуживаясь представить, что это избранное правительство может иметь своих агентов и друзей лишь ценою самых низменных интересов, и для него не существует ни любви, ни чести, ни усердия, которые бы побуждали его членов находиться вне мерзких и так умело внушаемых страстей.

Допустите, что в подобном состоянии вещей возникнет весьма незначительная опасность для данного правительства, и вы увидите, что собственной силой оно не сможет продержаться и мгновения. Оно будет вынуждено искать себе опору между своими заклятыми врагами, чистыми либералами или роялистами, у которых найдет это лишь при условии самому сделаться ими, и, не в состоянии стать таковым, ему придется смириться с необходимостью вводить их в заблуждение, погрязши более, чем когда-либо, на пути лукавства и коррупции, в коих его столь упрекали. Так, на определенное время оно сможет вызывать любовь к родине или честь, обращаясь к свободе или необходимости; но эта игра в качели вскоре завершится, не найдя больше простофиль; орудия, которые оно станет применять будут использованы; коррупционные средства исчерпаются, и в своем распоряжении правительство впредь не будет иметь сих весьма властных приманок; утомленная ненависть партий больше не поддастся интригам, которые оно будет плести, чтобы напугать одну партию другой; одни вовлеченные в движение массы будут сталкиваться друг с другом и разбиваться, уничтожая взаимно друг друга, пока внешний враг не положит этому конец своим завоеванием.

Вот нынешняя обстановка в большой части Европы: с одной стороны, неистовое движение к чистой республике; с другой – не менее сильное устремление к абсолютной монархии; посередине же находятся некоторые правления смешанного типа, эмпорократические или конституционные, попеременно склоняемые к одной или другой тенденции и время от времени вынужденные следовать их противоположным круговоротам. Эта ситуация тягостно, и если она продлится еще продолжительное время, то будет угрожать полным разрушением европейского Социального состояния. Существует лишь одно средство его спасти; и это ясно указанное мной средство – призвать Провидение в правительства, приведя к Единству все смешанное и разделенное. Значит, преодолейте религиозный раскол, сгладьте культовые разногласия; имейте одного европейского суверенного Понтифика, который бы одинаково признавался и чтился всеми европейскими народами; дабы этот суверенный Понтифик господствовал над просвещенным, мудрым и могучим духовенством, и тогда голос духовенства был бы услышан в ваших советах; дабы эти советы, принимающие только два принципа и, следовательно, являющиеся ареной вечной борьбы, принимали бы все три принципа, представляющие: Провидение в лице суверенного Понтифика и священноначалия; Судьбу в лице монарха, пэров королевства, его кабинета министров и дворянства; Человеческую волю в коллегии выборщиков и депутатов от департаментов; и вы увидите, как это столь чаемое единство возникнет само собой, ибо три силы или три соединенных принципа всегда производят четвертый принцип, откуда происходит одно возможное единство на земле.