Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во

Но вы возразите мне, сказав, что я предлагаю для исцеления настоящего и неоспоримого зла только случайное и почти иллюзорное средство; вы скажете, что невозможно привести Религию к единообразию культа, создав суверенного Понтифика, который объединил бы в себе одобрение и почитание всех европейских народов. Я отвечаю на это возражение: единственно, что вы можете мне предъявить, так это кажущееся вам случайное и почти иллюзорное средство, поскольку вы воспринимаете в нем лишь физическую и моральную реальность, но эта реальность от вас не удалится, когда вы рассматриваете с наибольшей легкостью невозможные вещи в том случае, если они поистине желательны. Желайте только этих вещей, и вы увидите перед собой устраненные препятствия, казавшиеся вам непреодолимыми. Осмельтесь сделать движение к Провидению: оно его ждет, чтобы вам помочь. И вы не ошибетесь в нем; да, безусловно, невозможно будет удалить из Религии изуродовавшие и обесчестившие ее расколы; будет невозможно прийти к единообразию культа, как просит о том Провидение, если вы попытаетесь достичь этих восхитительных результатов через неискренние уловки ухищрений или постылыми силовыми средствами. Ни хитрость, ни сила не приведут вас к успеху. Не забывайте аксиомы, которую я зачастую повторял по ходу своего произведения: все вселенские вещи, зависящие от универсального принципа, разрушаются только сами по себе и изменяются, лишь благодаря внутренней работе присущего им принципа. Значит, из всех вещей, которых можно отнести к категории вещей, зависящих от универсального принципа, Религия, конечно, занимает первое место. Она может измениться и видоизмениться только сама по себе; всякое иное изменение, всякое иное видоизменение будет бесполезным или вредным. Все внешние средства, которые можно привлечь для достижения этой цели, будут опасными и бесплодными. Провидение не может сдерживать ни свободу Воли, ни необходимость Судьбы, но также никогда оно не может быть сковано ни одной, ни второй. Когда желательно, чтобы оно изменило или видоизменило свои создания, то надо суметь привлечь к участию его в этом деле.

Итак, если Протестанты находят, что католический культ, сообразно просвещению столетия, продолжает представлять в своих догматах слишком большую неясность, а в своем учении слишком большую непреклонность; если, с другой стороны, сами Католики и Протестанты согласятся рассматривать реформированный культ, как ничтожный и холодный, бессвязный и переменчивый; если греки-схизматики откажутся, по меньшей мере, от их одобрения определенных догматов и не будут опасаться папского влияния; если сами Иудеи, столь долго преследуемые за гибельное заблуждение, перестанут жить в изоляции среди европейских наций, то станет, конечно, весьма возможно устранить все эти препятствия. Непреодолимые в прошлом преграды сегодня таковыми не являются.

Со временем все изнашивается, и формы культа изглаживаются, как всякая другая вещь. Они теряют свои шероховатости; их основные признаки исчезают, и вскоре по ним внешне сложно отличить людей, принадлежащих к различным сектам, даже самым враждебным. Католик, Протестант, греческий Схизматик и даже Иудей могут встретиться в одной и той же гостинице и жить в ней целые месяцы, не заметив сегодня, что они следуют разным обрядам. Если бы одно или два столетия назад они бы собрались за одним столом в субботу первой недели, то все четверо поразили бы друг друга своими несомненными признаками и тотчас бы разошлись. Теперь они больше не расходятся никак не потому что признают друг друга, хотя они не увидят причины разойтись даже тогда, когда признают друг друга, ибо их различные привычки слились в одну и ту же привычку вести себя, как все, в мире. Это еще не означает, что каждый из четверых не придерживается своего культа, и всякий из них не прибег бы к вынужденным действиям, если бы захотели изменить его культ. Но будьте уверены, что делал бы он это по своим политическим мотивам, собственному мнению или самолюбию, – необходимость и воля всегда там, где есть место для них в религиозном рвении. А посему осторожно обращайтесь с политическими основаниями; зрите в корень, а не на внешнюю оболочку; сделайте, чтобы Религия влияла на культы, а не культы на Религию, и ничуть не сомневайтесь в своем успехе.

Может устрашить влияние суверенного Понтифика; с ужасом припоминаются бедственные времена, историю которых я отобразил. Но эти эпохи были неизбежными кризисами упадка Социального состояния в Европе; они были созданы мраком, что увлекли за собой Варвары; мрак рассеялся, и они не могут больше возобновиться. Впрочем, есть ли в Европе подлинный суверенный Понтифик? Я весьма постарался показать, что такового в Европе пока нет. Но ничто не мешает тому, чтобы таковым она обладала, ведь даже нынешний, занимающий понтификальное место, был бы наделен провиденциальным признанием, когда бы признал над собой верховную силу, от которой единственно бы зависела его власть.