Читаем Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во полностью

Туземцы Колумбического полушария имели, в общем, красновато-коричневый цвет кожи. У них не было бород и другой растительности, кроме их черных волос, черных, грубых и слабых. Их комплекция была рыхлой и без мужественного совершенства. Находились мужчины, у которых имелось молоко в грудных сосках и которые, подобно женщинам, в случае необходимости, могли бы кормить им своих детей. Они ели мало, с трудом переносили усталость и за редким исключением достигали глубокой старости. Их краткая и монотонная жизнь совсем не была подвергнута порывам неистовых страстей. Честолюбие и любовь очень мало затрагивали их душу. Их добродетели и пороки пребывали в младенческом состоянии. Их интеллектуальные задатки едва достигли первоначального развития. У некоторых народностей обнаруживались индивиды, столь лишенные предвидения, что отрицали свою жизнь на следующий день. Женщины являлись мало плодовитыми, мало уважаемыми и не пользующимися никакими правами. В отдельных районах их рабство было невыносимым. За исключением двух наций, у которых уже наметилась цивилизация, другие народности пребывали еще в более диком состоянии, чуждые промыслу и обладавшие лишь смутной идеей о собственности. Среди этих живших от своего собирательства народностей были еще более глупые; затем шли охотники, хотя и одинаково ленивые, но с более развитым инстинктом, которые для более легкой охоты смачивали ядом свои стрелы. Цивилизация же начиналась там, где присутствовали земледельцы.

В целом полушарии не было ни одного пастуха. Здесь еще не знали ни одного домашнего животного.

(72) Об этом я скажу в комментарии, где размышляю о Сефере Моисея и, главным образом, о десяти первых Главах Берешит (du Bereshith).

Глава IX

(73) Испанцы объединили с силой жестокое вероломство, чтобы подавлять мятежи, возникавшие из-за их взяточничества. Правивший западной частью Гаити несчастный Анакоана (Апасоапа) был схвачен посреди праздника, добродушно подготовленного им для испанских тигров, и препровожден в город Сан-Доминго, чтобы там быть повешенным. Но именно Овандо (Ovando) был злодеем, пострадавшим от этой подлости. Хорошо, что его имя переходит к потомкам, отмеченное холодным железом осуждения. По тому же самому поводу назову гнусного Веласкеса, сделавшего узником на острове Куба Кацика Хатюэя (Cacique Hatuey) и приговорившего его быть заживо сожженным. Фанатичный монах, приблизившись к несчастному Кацику, когда он уже был привязан к столбу, посоветовал ему принять христианскую веру, дабы идти в рай. «А есть ли там хоть один Испанец?» – вопрошает Хатюэй. «Да, – отвечает монах, – там есть те, кто были благочестивыми». «Этого достаточно, – добавляет Кацик, – я не хочу идти туда, где встречу хотя бы одного из этих бандитов».

(74) Звавшийся Хуаном де Зумарагой (Jean de Zumaraga) францисканский монах и первый епископ Мексики приказал, чтобы все содержащиеся на иероглифических табличках архивы Мексиканцев были преданы пламени.

(75) В этом ужасном состоянии Гуатимозин говорит своему министру, страдавшему от той же казни, что и он, у которого боль вызывала стоны, фразу, отразившую его великую душу: «А разве я нахожусь на ложе из роз?»

(76) Весьма примечательная вещь, что знаменитый итальянский поэт Данте сказал за столетие до того о звездах, возвышавшихся над южным полюсом: «Я обернулся вправо, – говорит он в Первой песни своего Чистилища, – и, рассмотрев другой полюс, увидел четыре звезды, которые были известны только в первые времена Мира». То есть в эпоху, когда южный полюс преобладал над горизонтом перед гибелью Атлантиды.

Глава X

(77) Говорят, что Иероним Пражский показал на осудившем его вместе с его другом Яном Гуссом Констанцком Соборе доселе неведомое красноречие. Он говорил, как Сократ, и умер с такой же твердостью.

(78) Этот соперничающий с Карлом Пятым и Франциском I князь был избран императором, но отказался от этой чести.

Глава XI

(79) Долгое время сохранявшийся на Севере культ Одина угас полностью лишь со смертью в начале одиннадцатого века Свейнона (Sweynon), последнего датского короля, исповедовавшего этот культ.

(80) Именно по причине этого протеста сторонники Лютера были названы Протестантами. Имя Гугенотов (de Huguenots) идет от искаженного немецкого Eingenossen, означающего Объединенных. Это имя они получили из-за своего объединения в Смалькальдене. Созвав новый сейм в Аугсбурге, Карл Пятый принял на нем князей, объединившихся в вероисповедании, сформулированном учеником Лютера Меланхтоном. Это вероисповедание, названное Аугсбургским исповеданием, содержит основные пункты их учения.

(81) Возвращаясь из Англии, Боден шутливо сказал на сей счет, что видел в этой стране необыкновеннейшую вещь. Когда же его спросили о ней, он отвечал: «Я видел, как танцует глава Реформатской церкви»

Книга шестая

Глава I

Перейти на страницу:

Похожие книги

Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
История целибата
История целибата

Флоренс Найтингейл не вышла замуж. Леонардо да Винчи не женился. Монахи дают обет безбрачия. Заключенные вынуждены соблюдать целибат. История повествует о многих из тех, кто давал обет целомудрия, а в современном обществе интерес к воздержанию от половой жизни возрождается. Но что заставляло – и продолжает заставлять – этих людей отказываться от сексуальных отношений, того аспекта нашего бытия, который влечет, чарует, тревожит и восхищает большинство остальных? В этой эпатажной и яркой монографии о целибате – как в исторической ретроспективе, так и в современном мире – Элизабет Эбботт убедительно опровергает широко бытующий взгляд на целибат как на распространенное преимущественно в среде духовенства явление, имеющее слабое отношение к тем, кто живет в миру. Она пишет, что целибат – это неподвластное времени и повсеместно распространенное явление, красной нитью пронизывающее историю, культуру и религию. Выбранная в силу самых разных причин по собственному желанию или по принуждению практика целибата полна впечатляющих и удивительных озарений и откровений, связанных с сексуальными желаниями и побуждениями.Элизабет Эбботт – писательница, историк, старший научный сотрудник Тринити-колледжа, Университета Торонто, защитила докторскую диссертацию в университете МакГилл в Монреале по истории XIX века, автор несколько книг, в том числе «История куртизанок», «История целибата», «История брака» и другие. Ее книги переведены на шестнадцать языков мира.

Элизабет Эбботт

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука