Замысел «Философии имени» не может быть выявлен адекватно и вне общих установок и ориентаций всего творческого и духовного пути А.Ф. Лосева, без понимания того, что было ценным для него в жизни, чем он жил, чему посвящал свои силы. Центральной жизненной установкой Лосева с юношеских лет было стремление к достижению единства мировоззрения и образа жизни, знания и веры, науки и жизненной практики. В 1911 г. восемнадцатилетний студент Московского университета Алексей Лосев в письме к гимназистке Вере Знаменской писал:
«Не появись этой страшной бездны между наукой и религией, я никогда бы не оставил астрономии и физики и не променял бы их на эти бесконечные философские изыскания» [10, с. 51].
«Начал одно большое сочинение „Высший синтез как счастье и видение“, где доказываю необходимость примирения в научном мировоззрении всех областей психической жизни человека: науки, религии, философии, искусства и нравственности» [10, с. 50].
В 1982 г., спустя более семидесяти лет, А.Ф. Лосев писал:
«Уходя в бездну истории и подводя итог, могу сказать, что самое интересное я видел в жизни… Самое ценное для меня – живой ум, живая мысль, такое мышление, от которого… ум ответно становится и мудрым и простым одновременно» [7, с. 28];
а в 1985 г.:
«Для меня было самым важным иметь одухотворенный ум, я этим жил» [4, с. 6].
Алексея Федоровича всегда интересовал вопрос о человеческом разуме, о его соотношении с верой и реальным жизненным опытом человека. Как совмещаются эти, казалось бы, несоединимые начала в сознании – разум и вера – и как они связаны с ориентацией на осмысление реального жизненного опыта человека? Решение этого вопроса Лосев находит на путях диалектики, которая, в его понимании, требует как раз и абсолютного рационализма, и абсолютного эмпиризма (а стало быть, подчеркивает Лосев, и откровения – с. 29). В своих крайних проявлениях эти моменты отождествляются: диалектика есть абсолютный эмпиризм, ставший абсолютной мыслью (с. 29). Вся жизнь А.Ф. Лосева была борьбой с интеллектуальным и жизненным хаосом за победу светлых начал разума. Как диалектик, он всегда умел находить те предельные, пограничные ситуации, где кончается область разума и начинается сфера вероучения, не обладающего уже никакой разумно-доказательной силой. Лосев тщательно оберегал внутренние границы области разума и стремился к их расширению в пределах возможного. Он писал:
«Как часто сентиментальность и умственная лень заставляют говорить о том, что „это для разума непонятно, здесь – царство веры“, и как для философа ясно, что все эти „противоречия“ суть необходимейшее требование именно
«Философия имени» создавалась в сложное для русской культуры время. Стихии разрушения традиционных форм жизни и поиска новых направлений она противопоставила свой вневременной космос – диалектическую систему имени, выполненную в традициях мировой философской мысли. Но время оставило следы и на этой книге. В ее авторе узнаваем человек и мыслитель XX века, и в ней, если воспользоваться словами самого Лосева о трагедиях М. Цветаевой на античные темы, чувствуется «биение сердца XX века» [3, с. 225][14]
. «Философия имени» – одна из самых «отрешенных» и вневременных лосевских книг. Общая напряженность эпохи, ее ураганность и разрушительность еще не ворвались на ее страницы, как это произошло в «Диалектике мифа», – кроме, может быть, «Предисловия», написанного, видимо, позже и по своей стилистике уже напоминающего «Диалектику мифа» с ее отвращением к «философскому одичанию», пошлости и скуке, с ее болью, отчаянием и апокалипсическими предчувствиями неминуемой духовной катастрофы.