Философия красоты

Почему я вспомнил старую ведьму? Потому, что она боялась Зеркала, и кто знает, сколь беспочвенен этот страх. Может, затянутые бельмами глаза видели что-то такое, сокрытое от нас, зрячих? Зло, дремлющее в черной глубине под неусыпным взором тысячеглазого Аргуса?

Арамису зеркало нравилось, он влюбился в него, и, поверь Августа, эта любовь была куда более искренней, чем любовь к тебе. Я сам видел рисунки Арамиса, его Химеру, улыбчивую, хитрую, лукавую…

Я вижу ее каждый день. В ее волосах живет ночь, ее кожа пахнет темнотой, ее глаза лживы… она сама суть обман. Я уничтожу этот обман, я не мессия, я просто человек, который не желает жить во тьме и лжи…

Будет сложно, будет плохо, будет… будущее не пугает меня, ибо для меня нет будущего. Ты, Августа, мое будущее, ты мое прошлое, ты – вся моя жизнь. Мне плохо и с каждым днем все хуже, следует спешить, не то опоздаю. Это страшнее всего – не успеть.

Но мы сможем, мы справимся, Августа. Она мне верит, все верят, это так смешно.

Это судьба.

Скажи, есть ли что-нибудь по ту сторону смерти? Ты ведь знаешь, Августа, но молчишь. Почему? Не доверяешь? Не одобряешь? Но я ведь не мести ищу, а справедливости.

Якут

После всего случившегося Эгинеев чувствовал себя на редкость погано, прямо таки сволочью распоследней. И хоть разумом вины за собой не видел, но совесть проклятая то и дело пихала в бок, напоминая о данном обещании.

«Я никогда тебя не предам».

Господи, сколько пафоса, хоть сей момент в какой-нибудь сериал о возвышенной любви. Нету больше любви, тем паче возвышенной, ее вообще придумали хитрые продюсеры, чтобы народу в кошелек залезть. Противно. А еще противнее понимать, что он, как глупый окунь, клюнул на красивую приманку. Маска, волосы, глаза… все обман.

Эгинеев вернулся домой под утро: видеть кого бы то ни было, Верочку ли, ее супруга или соседку с первого этажа, которая давно уже имеет планы на перспективного холостяка Эгинеева, не хотелось. А хотелось… исчезнуть, куда-нибудь.

Может, и вправду в отпуск попроситься? И на дачу рвануть, там зимой ни души, только лес, река и старый дом. Нет, бежать от проблем – это трусость, а трусом Эгинеев не был. Во всяком случае, ему хотелось думать, что он не трус.

Но до чего же больно, до чего обидно, раз и все совершенство твоей любви осыпается, как иглы с засыхающей елки. Верочка сказала, что скоро новый год и пока покупать елку, она хотела какую-то модную «голубую сосну», которая стоила бешеных денег. А для Ксаны ель гуру-Аронов выберет, чтобы в образ вписывалась. Например, черную или белую. Или вообще полосатую, как зебра, чтобы полоса черная, полоса лиловая. Ксана будет улыбаться и делать вид, будто очень рада, а на самом деле…

На самом деле она лжет. Постоянно. Лжет загадочной улыбкой со страниц журналов, желтыми глазами с экрана телевизора, лиловыми волосами с рекламных щитов, лжет лицом, телом, маской… смехом, голосом и разговором о том, что больше всех праздников она любит Новый год, что зимой город во сто крат красивее, что можно кататься на лыжах, а вот на коньках она не умеет…

Она лгала, когда пила чай из пластикового стакана в том кафе, и приняла белую розу, и предложила зайти, и сняла маску… Зачем она сняла эту чертову маску?

Потому что Эгинеев сам захотел. Правда ему, видите ли, нужна стала.

Снег валит, будто небо, что ту перину, распотрошили, хлопья крупные, мягкие, холодные. К утру настоящие сугробы наметет, а к обеду снег измажется городской пылью, подтает, расползется грязной кашицей по скользким тротуарам, и люди, обходя лужи, станут ругать «московскую зиму», от которой одни проблемы.

Наверное, следует позвонить Ксане, извинится, все-таки он поступил нехорошо, она же предупреждала: никогда не говори «никогда». Ксана ждала предательства, что ж, ее ожидания целиком и полностью оправдались. Вот и конец неземной любви.