Философия красоты

– Каюсь… Каюсь отвлекаюсь. – Иван улыбнулся и подвинул фотографию Элиз на самый край стола. А девушка и вправду походила на кусок сахарной ваты, невесомый, заманчивый в чужих руках, но отвратительно липкий и очень-очень сладкий. Личико сердечком, губки бантиком, наивные глаза обязательного голубого цвета, пышные кудряшки и темная родинка над губой. Именно такой я представляла Славикову секретаршу, сладкой, назойливой и ни на что непригодной.

– Самое интересное в этой истории – ее финал. Галатея на проверку оказалась неблагодарнейшей тварью и вместо того, чтобы совершенными формами приносить доход Пигмалиону, поспешила устроить личное счастье. Трагедия, однако.

– Ты можешь говорить нормально?

– Могу, но это не доставляет мне удовольствия. – Иван растянулся на диване и, скрестив руки на груди – ноги он закинул на стол, предоставив мне возможность полюбоваться ребристой подошвой ботинок – продолжил повествование. – В супруги был выбран человек состоятельный и по тому времени перспективный. Перевожу: наглый, нахрапистый и жадный до денег. У него уже имелся вожделенный «Мерседес», дом в правильном месте, малиновый пиджак, златая цепь… помнишь, у Пушкина? «Златая цепь на дубе том…» Для полного комплекта не хватало жены-модели. Со свадьбой этой скандал громкий получился. Обретшая семейное счастье Элиз работать не желала, зато желала тратить деньги мужа и вообще вести светский образ жизни. Супруг желание поддерживал, ибо искренне полагал, что модели – это те же проститутки, только дорогие. Странная у них логика, жениться на проститутке можно и даже почетно, а вот иметь жену… ну, ты поняла.

Я поняла, но смолчала. Логика и в самом деле забавная, а наш разговор еще забавнее. Может, чаю сделать? Хотя вряд ли в этом доме найдется пара чистых чашек, заварка и чайник. Я сомневаюсь, есть ли здесь посуда вообще, так сказать в принципе.

– Элиз желала оставить подиум, а Аронов, ясное дело, был против. Сорвавшиеся контракты, огромные неустойки, полетевшие к чертям собачьим планы, подмоченная репутация… И всему виной одна своевольная неблагодарная девчонка, позабывшая свое место. Ник-Ник пытался ее отговорить, обещал золотые горы, всемирную известность, имя, перспективы, финансовую независимость, да только начхать Элиз было на независимость, она видела перед собой только мужнины деньги и преграду на пути к ним. Тогда в дело вступил Лехин, юристы и подписанный между гражданкой Сурьковой и ООО «л’Этуаль» контракт. Именно на этом этапе в спор ввязался новоиспеченный супруг нашей звезды, благодаря стараниям которого цивилизованное разбирательство плавно перетекло в категорию разборок, ну и Аронов отступил. Кстати, правильно сделал, иначе закопали бы его вместе с его неземным талантом, а так живым остался и даже, если верить, с прибытком. Ник-Ник потом утверждал, будто бы получил полноценный выкуп за Элиз, но, честно говоря, не верю.

– Почему?

– По кочану. Сама подумай, зачем платить, если можно взять даром? А не прошло и месяца после скандала, как Элиз погибла. Ее автомобиль, подарок мужа к свадьбе, взлетел на воздух вместе с владелицей. Странно, что она целых три дня протянула, прежде чем… Ну да может оно и к лучшему. Шрамы бы остались. А такие, как Элиз, предпочитают умирать красивыми. Представь себе: она была богиней и вдруг… нет, смерть милосерднее. Тем более для нее. Элиз была тщеславной, она гордилась своей внешностью и никогда бы не смирилась с уродством.

– Вы были знакомы?

Вместо ответа Иван извлек из стопки еще одну фотографию и, придвинув ее к первой, представил.

– Анна. Загадочная особа. Скрытная, умная и стервозная.

– Тоже был знаком?

– Конечно. Я со всеми был знаком. Ник-Ник считал это частью ритуала.

– Какого ритуала?

– Если бы я знал. Он просто однажды обмолвился, что от ритуала нельзя отступать, иначе не получится. Творческие люди – народ суеверный.

– А ты?

– А чем я лучше других? Те же стремленья, то же дерьмо, жаждой ли, жадностью, вызревшей ленью, или тоскою мне скулы свело…

– Бредишь. – Поэтические потуги Шерева вызывали двойственное чувство, с одной стороны, вирши у него выходили удивительно неприятные – талант надо иметь, чтобы писать настолько неприятные стихи. С другой, они вызывали странное ощущение правильности, словно бы вторили такт потаенным мыслям, таким, в которых я боялась себе признаться. Но в любом случае, без стихов было проще, чем с ними.

– Это вы бредите, – отозвался Иван, – а я живу. Она тоже жила. Не по написанному Ароновым сценарию, а сама по себе, так, как хотелось ей. И, черт побери, это было великолепно. Я даже влюбился. В нее невозможно было не влюбиться, только представь себе животный магнетизм, щедро приправленный женской стервозностью. Ты бы видела, как вокруг нее танцевали, все, включая Аронова… Богиня…