Философия освобождения

Кто вникает в процесс разложения и гибели азиатских военных деспотий, Греции и Рима, имея в виду только движение снизу, тот обретает непогрешимое знание, что ход человечества – это не появление так называемого нравственного миропорядка, а голое движение из жизни в абсолютную смерть, которая везде и всегда возникает вполне естественным образом из одних только действующих причин. В физике мы не могли прийти ни к какому другому результату, кроме того, что из борьбы за существование возникают все более высокоорганизованные существа, что организованная жизнь возобновляется снова и снова, и нет конца движению, которое должно быть обнаружено. Мы были в долине. В политике, с другой стороны, мы оказываемся на свободной вершине и видим конец. Однако мы еще не видим ясно этого конца в период падения Римской республики. Утренний туман дня человечества еще не полностью рассеялся, и золотой знак искупления всех только вспыхивает то тут, то там из-за завесы, покрывающей его; ибо не все человечество лежало в форме вавилонского, ассирийского и персидского государств, а также греческого и римского государств. Да, даже не все народы этих империй погибли. Они были лишь кончиками ветвей великого дерева, которое засохло. Но мы ясно видим в этих событиях важную истину: цивилизация убивает. Каждый народ, который вступает в цивилизацию, т.е. переходит в более быстрое движение, падает и разбивается в глубине. Ни один из них не может сохранить свою мужскую силу; каждый из них должен стать дряхлым, деградировать и износиться.

Точно так же и его индивидуумы, обреченные на абсолютную смерть, погружаются в разрушение; то ли по закону гниения: гниют, погрязнув в грязи и навозе утонченной похоти; то ли по закону индивидуализма: с отвращением отбрасывают все вкусные плоды, потому что они больше не приносят удовлетворения, поглощают себя в изнеможении и скуке, колеблясь туда- сюда, потому что потеряли твердую волю и ясные цели,

Не удушен не бесжизнен;
Не печален, не подавлен.
Гёте.

или через мораль: вдыхая свою жизнь в эфире блаженства. Цивилизация захватывает их и убивает. Как обесцвеченные кости отмечают пути в пустыне, так и памятники распавшихся культурных империй, провозглашающие смерть миллионов людей, отмечают путь цивилизации.

Но искупление нашли все те, кто был раздавлен, и они заслужили его. Ибо кто в здравом уме наберется смелости сказать: «Спасение даруется только тем, кто заслужил его филантропией или целомудрием»? Все те, кого судьба ввергает в ночь полного уничтожения, купили свое освобождение от самих себя ценой одних лишь страданий. До последней копейки они заплатили выкуп, требуемый тем, что они вообще жили: ведь жизнь – это мучение. На протяжении тысяч веков, как голодная воля к жизни, они беспокойно продвигались вперед, то в этой форме, то в той, постоянно чувствуя кнут на своей шее, толкаемые, пинаемые, избиваемые; ибо им не хватало освобождающего принципа: мыслящего разума. Когда они, наконец, завладели драгоценным товаром, трения и неприятности росли вместе с ростом интеллекта. А пылающее пламя воли становилось все меньше и меньше, пока не превратилось в ничтожное мерцание, которое гасил малейший ветерок. Сердца стали спокойными,

они были искуплены. Большинство из них на своем долгом пути обрели истинное счастье лишь на короткое время, а именно тогда, когда они полностью отдали себя государству, а любовь к родине выбросила все обычное в них на дно души. Вся остальная их жизнь была слепым порывом, а в сознании духа – принуждением, трудом и душевной болью.

21.

В этот процесс запуска и отмирания, происходивший в исторической форме империи, попала, прежде всего, как масло в огонь, благая весть о Царстве Божьем.

Чему учил Христос?

Древние греки и римляне не знали более высокой добродетели, чем справедливость.

Более того, их стремления были поглощены государством. Они цеплялись за жизнь в этом мире. Когда они думали о бессмертии своих душ и царстве теней, их глаза становились тусклыми. Чем прекрасна жизнь в подземном мире против жизни при свете солнца?

Христос же учил любви к ближнему и любви к врагам, и требовал от человека безоговорочного отказа от жизни: Ненависть к собственной жизни. Таким образом, он требовал упразднения внутренней сущности человека, которая заключается в ненасытной воле к жизни, он не оставлял в человеке больше ничего свободного; он полностью связывал и отсекал природный эгоизм, или, другими словами: он требовал медленного самоубийства.

Но поскольку человек, именно потому, что он жаждет жизни, превозносит жизнь как высшее благо, Христос должен был дать стремлению к земной жизни контрмотив, который имел бы силу увлечь от мира, и этим мощным контрмотивом было Царство Божье, вечная жизнь, полная покоя и блаженства. Эффективность этого контрмотива была усилена угрозой ада; но ад отошел на второй план: он имел лишь цель устрашить самые боязливые умы, пронзить сердце, чтобы надежда на чистую жизнь в свете от вечности к вечности могла укорениться.