Читаем Философия освобождения полностью

Шопенгауэр не придерживается какого-то одного взгляда; он часто меняет, а иногда отдает дань нескольким взглядам в одной главе. Поэтому материя в его работах – неактивный и мимолетный призрак, который всегда исчезает, когда человек думает, что постиг его, и появляется в новой форме. Однако в последние годы жизни Шопенгауэр, похоже, остановился на объяснении, что материя – это видимость воли. Я уже показал, насколько неприемлемо это ограничение материи такими волевыми объективациями, которые основаны на чувстве зрения. Но совершенно сомнительно, как он вводит видимость. Можно подумать, что материя, как видимость воли, должна полностью относиться к субъекту. Но нет! Это видимость воли, или связь мира как воли с миром как концепцией.

Поэтому оно либо вообще не попадает в предмет, либо стоит одной ногой в предмете, а другой – в вещи-в-себе. И здесь же кроется источник всех ложных взглядов Шопенгауэра на материю. Сколько бы попыток он ни предпринимал, он никогда не мог решиться полностью и всецело поместить материю, как форму понимания, в предмет. Поскольку он не смог отделить материю от воли, а сделал и то, и другое в основе своего мышления независимым от различающего субъекта, они взаимно затемняют и искажают друг друга, и особенно воля никогда не дает совершенно ясной картины. Прочитайте 24-ю главу 2-го тома (Мир как воля и представление). и вы согласитесь со мной. Я не знаю более противоречивого места в книге Шопенгауэра.

Большинство объяснений, которые я дал, отражены в нем, и замешательство неописуемо. Он открыто говорит в ней,

Материя не принадлежит к формальной части нашего знания так же полно и во всех отношениях, как пространство и время, но в то же время содержит элемент, который дан только апостериори.

В этой главе он также говорит, что материя на самом деле (!) является самой волей. Насколько ярче стала бы его философия, если бы он поступил единственно правильно, а именно: полностью отделил материю и волю друг от друга, поместил последнюю в нашу голову, а первую – вне головы.

В отношении материи Кант свободен от противоречий. Даже если материя не является для него формой чувственности, как пространство и время, она все равно полностью лежит в предмете. Я приведу несколько прекрасных отрывков из первого издания «Критики:

Материя – это вообще не вещь сама по себе, а лишь некое воображение внутри нас. (668.)

Материя есть не что иное, как простая форма, или определенный вид представления неизвестного объекта, посредством того восприятия, которое называется внешним чувством.

(685.)

Вполне возможно, что существует нечто вне нас, чему соответствует эта видимость,

которую мы называем материей; но в том же качестве видимости она находится не вне нас, а лишь как мысль в нас, хотя эта мысль, посредством сказанного чувства, представляет ее как находящуюся вне нас (685.)

Все без исключения трудности, затрагивающие связь мыслящей природы с материей,

проистекают только из этой фиктивной дуалистической концепции: что материя как таковая не есть видимость, то есть простое представление ума, которому соответствует неизвестный объект, а есть объект сам по себе, поскольку он существует вне нас и независимо от всякой чувственности.

(689.)

Несмотря на это определенное заявление о том, что материя находится внутри нас, Кант не смог заставить себя сделать ее формой чувственности, как пространство и время. Причины очевидны. Во-первых, формы чувственности должны были быть чистыми впечатлениями.

Однако этот характер не может быть придан материи. Во-вторых, это дало бы «простым ощущениям» трансцендентальное основание, т.е. они стали бы «ощущениями».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука