Читаем Философия освобождения полностью

– Материя обнаруживает свое происхождение из времени благодаря качеству (акциденции), без которого она никогда не появляется, и которое par excellence всегда является причинностью, действием на другую материю, таким образом, изменением (понятие времени).

(Мир как воля и представление. I. 12.)

– Форма обусловлена пространством, а качество или эффективность – причинностью.

(Мир как воля и представление. II. 351.)

– Под понятием материи мы понимаем то, что остается от тел, когда мы лишаем их формы и всех их специфических качеств, которые по этой самой причине должны быть совершенно одинаковыми во всех телах, одними и теми же. Но те формы и качества, которые мы убрали, есть не что иное, как конкретный и специально определенный образ действия тел. Поэтому, если не принимать это во внимание, то остается только эффективность в целом, чистое действие как таковое, сама причинность (!), объективно мыслимая, таким образом, повторное появление нашего собственного понимания, внешне спроецированный образ его единственной функции (!), а материя – это насквозь чистая причинность. Вот почему на чистую материю нельзя смотреть, а только думать: она добавляется к любой реальности как ее основа..

(О четверояком корне достаточного основания. 77.)

– Мы действительно думаем о чистой материи как о действии in abstracto, то есть о чистой причинности как таковой: и как таковая она является не объектом, а условием опыта, так же как пространство и время. Именно по этой причине материя смогла занять место причинности a priori на столе нашего чистого базового знания и фигурирует рядом со временем и пространством как третья чисто формальная вещь и, следовательно, привязанная к нашему интеллекту.

(Мир как воля и представление. II. 53.)

Я не буду останавливаться на злоупотреблении, которое Шопенгауэр снова делает в одном отрывке о причинности, которая, конечно, не является функцией понимания; но я должен протестовать против нового утверждения, что причинность идентична эффективности.

Насколько общий закон природы тождественен силе, которая действует в соответствии с этим законом, настолько же мало причинность и эффективность являются одним и тем же.

Причинность говорит лишь о том, что каждое изменение в природе должно иметь причину. Итак, какое отношение этот формальный закон имеет к эффективности сам по себе?

Эффективность тела – это его сила, и Шопенгауэр проследил ее до воли, с которой она идентична.

Он хочет сплавить две совершенно разные концепции, смешать формальное с материальным, чтобы иметь возможность ловить рыбу в грязи, но эта процедура не может быть терпимой. Это кстати.

Согласно вышесказанному, материя – это, прежде всего, единство пространства и времени.

Что это значит? Согласно Шопенгауэру, пространство и время – это простые формы нашей познавательной способности, которые должны быть наполнены содержанием, если они вообще могут быть чем-то. Шопенгауэр очень неуклюже выражает последнее во втором отрывке словами: материя есть воспринимаемость пространства и времени; ведь он, очевидно, хотел сказать: через материю пространство и время становятся воспринимаемыми. Оба предложения, однако, совершенно различны, поскольку в первом говорится о сущности материи, а во втором восприятие пространства и времени ставится в зависимость от материи, сущность которой остается совершенно незатронутой.

Простое соединение двух чистых пустых понятий теперь считается материей! Как могло случиться, что выдающийся ум мог написать такое? Даже экстравагантное воображение древнеегипетских жрецов и Заратустры не предполагало, что пространство и время обладают подобной генеративной силой.

В третьем и четвертом отрывках говорится, что материя никогда не появляется без качества и что пространство определяет ее форму. Но в пятом отрывке мы должны думать о понятии материи как о прямо противоположном, а именно о том, что остается от тел, когда мы лишаем их формы и качества! Более того, материя без лишних слов отделяется от пространства и времени, в единстве которых она должна иметь свою сущность, и ее сущность становится тождественной одной лишь причинности, одной лишь эффективности в целом, чистому действию как таковому.

Тогда вдруг его сущность перестают искать в пространстве, времени и причинности, а даже помещают в разум. Материя становится кантовской категорией, чистым априорным понятием, тем, что мы считаем основой любой реальности.

В шестом отрывке, наконец, Шопенгауэр оставляет его одной ногой в разуме, другой он

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука