Философия освобождения

Совсем иначе обстоит дело с теми созданиями (идеалами) воображения, о которых никто не может дать объяснения и внятного понятия, монограммами, которые являются лишь индивидуальными чертами, хотя и не определенными в соответствии с каким-либо предполагаемым правилом, которые представляют собой скорее рисунок, плавающий, как бы, в средствах различных переживаний, чем определенную картину.

(Критика чистого разума. 442.)

Воображение позволяет одному образу падать, как бы на другой, и знает, как через согласованность нескольких одинаковых образов прийти к среднему, который служит общей мерой для всех. – Воображение делает это посредством динамического эффекта, возникающего в результате многообразного восприятия таких фигур на органе внутреннего чувства.

(Критика способности суждения. 80.)

Здесь также следует упомянуть о следующей трудности. Кант уже верно заметил, что африканцы обязательно должен иметь иное нормальное представление о красоте формы, чем белый человек, китаец – иное, чем европеец (Критика чистого разума. 80), а Шопенгауэр сказал:

Источник всех удовольствий – однородность: уже для чувства прекрасного собственный вид, а в нем и собственная раса, бесспорно, является самым красивым.

(Parerga II. 492.)

Это точно. Но это ничего не доказывает против субъективной красоты. Если когда- нибудь в Африке родится чернокожий Фидий, он создаст фигуры негритянского типа; но он не сможет поступить иначе, чем в этих пределах, сформировать их полностью в соответствии с субъективными законами красоты, которые применимы ко всем людям. Он создаст полное тельце, плотный, сильный изгиб тела, дугообразную грудь, овальное лицо, правильные черты, а не плоское тельце, худые или раздутые конечности, лицо полной луны и так далее.

Насколько сильно субъективная красота пространства, особенно симметрия, доминирует в скульптуре, доказывает больше всего тот факт, что ни одному греческому художнику не пришло в голову создать амазонку с одной грудью, хотя каждый грек считал (справедливо или нет, я оставляю вопрос нерешенным), что одна грудь у амазонок должна быть уничтожена, чтобы облегчить обращение с оружием. Представьте себе амазонку с одной грудью, и эстетическое удовольствие значительно снизится.

Таким образом, Шопенгауэр становился мистиком, когда хотел объяснить субъективную красоту, которую он видел на расстоянии. Странно, кстати, что он не дошел до этого, ведь его «Эстетика» содержит много метких красивых мыслей, относящихся к этому вопросу. Я выбираю следующее:

В хорошей античной архитектуре мы видим, как каждая деталь, будь то столб, колонна, арка, антаблемент или дверь, окно, лестница, балкон, достигает своей цели самым прямым и простым способом, раскрывая ее откровенно и наивно.

(Мир как воля и представление. II. 472.) Грация заключается в том, что каждое движение и положение выполняется самым простым, самым подходящим и самым удобным способом и таким образом является чисто соответствующим выражением своего намерения или акта воли, без излишества, которое представляется как бесцельное, бессмысленное маневрирование, без недостатка, который представляется как деревянная скованность.

Отсутствие единства в персонажах, противоречие их самим себе.

Противоречие одного и того же самому себе или природе человечества в целом, а также невозможность или приближающаяся к ней неправдоподобность событий, будь то только второстепенные обстоятельства, оскорбляют в поэзии так же, как нарисованные фигуры, или неправильная перспектива, или неправильное освещение в живописи.

(ib. I. 297.)