Философия освобождения

Немцы – единственные, кто сейчас использует слово эстетика для обозначения того, что другие называют критикой вкуса. Это основано на ошибочной надежде превосходного аналитика Баумгартена подвести критическую оценку красоты под принципы разума и возвести ее правила в ранг науки. Но эти усилия тщетны. Ибо воображаемые правила или критерии, согласно их первоисточникам, являются чисто эмпирическими и поэтому никогда не могут служить определенными законами a priori, в соответствии с которыми должно быть направлено наше суждение о вкусе

(Критика чистого разума. 61.)

Шопенгауэр знает только прекрасный объект и определяет его следующим образом:

Называя предмет прекрасным, мы тем самым выражаем, что он является объектом нашего эстетического созерцания, которое включает в себя две вещи, а именно: с одной стороны, что его вид делает нас объективными, то есть что, созерцая его, мы уже не осознаем себя как индивидов, а как чистых безвольных субъектов познания; а с другой стороны, что в предмете мы узнаем не отдельную вещь, а идею.

(Мир как воля и представление. I. 247.)

Следствием этого было бы то, что в эстетическом созерцании мы должны были бы находить каждую вещь прекрасной, поскольку в ней раскрывается идея, и Шопенгауэр также выражает это прямо:

Поскольку, с одной стороны, каждая существующая вещь может быть рассмотрена чисто объективно и вне всякого отношения; поскольку, с другой стороны, воля проявляется в каждой вещи на каком-то уровне ее объективности, и поскольку она, таким образом, является выражением идеи, каждая вещь также прекрасна.

(Мир как воля и представление. I. 247.)

Он также говорит:

Одна вещь прекраснее другой тем, что она облегчает это чисто объективное созерцание, вмещает его, даже принуждает его, как бы заставляет его, и тогда мы называем его очень

красивым.

Подход Шопенгауэра к этому наблюдению был похож на подход Канта к причинности. Как последний сделал последовательность единственным критерием отношения причинности, в то время как всякий успех действительно является следствием, но не все следствия являются успехами, так и у Шопенгауэра все прекрасно, потому что на него можно смотреть эстетически, в то время как должно быть сказано: Прекрасное может быть признано только в эстетическом состоянии субъекта, но не все, что рассматривается в этом состоянии, является прекрасным.

Шопенгауэр заходит так далеко, что безоговорочно приписывает красоту любому артефакту, поскольку его материал выражает идею, которую субъект может сделать объективной, что в корне неверно. Представим себе два бронзовых предмета, например, две гири, одна из которых представляет собой правильный, полированный цилиндр, а другая – грубый, неаккуратно обработанный цилиндр. И то и другое, по мнению Шопенгауэра, выражает идеи жесткости, связности, тяжести и т. д. и может сделать нас объективными; следовательно, они оба прекрасны, но никто не возьмется утверждать это. Здесь решающее значение имеют только форма, цвет, гладкость и т.д., и все это как раз и есть субъективно-прекрасное, которого Шопенгауэр не знает.

Субъективная красота, которая основана на

– причинность,

– математическое пространство,

– время,

– материя (вещество)

Я подробно описал это в своей работе и ссылаюсь на нее. Это формально-красивое и незыблемое априорное основание, на основании которого субъект определяет, что красиво, что нет. Подобно тому, как субъект в целом не признает ничего вне себя, что не производило бы впечатления на его органы чувств, что он не мог бы поэтому ни формировать, ни мыслить в соответствии со своими формами, так и в природе он не признает прекрасным ничего, чему бы он сначала не приписал красоту.