Философия освобождения

На втором уровне воля приводится в соответствующие вибрации каким-либо процессом в мире или искусством: это состояние со-чувствия, со-вибрации. Если мы наблюдаем шокирующую сцену в семье, не будучи непосредственно затронутыми ею, если она неинтересна, но интересна нам, мы почувствуем в себе вспышки страсти, горячую мольбу о защите и т. д. Поэзия и музыка имеют тот же эффект, но гораздо более чистый, чем реальные процессы, и можно сказать: в созерцании первенствует природа, в эстетическом сопереживании – искусство.

На этом этапе объект (качества воли и состояния, представленные в словах и звуках) удален от пространства и материи, но полностью находится во времени, а симпатия полностью преемственна.

Поэтому я должен отвергнуть безвольное познание так же, как и доктрину идей Шопенгауэра. Эстетическое состояние касается только воли, которая в этом состоянии распознает объект в соответствии с его индивидуальной сущностью.

Это также разрешает трудность, которая не ускользнула от тонкого ума Шопенгауэра, но которую он не смог преодолеть.

Но условием этой постулируемой смены субъекта и объекта является не только то, чтобы сила познания была отстранена от своего первоначального служения и полностью предоставлена самой себе, но и то, чтобы она, тем не менее, оставалась активной со всей своей энергией, несмотря на то, что естественный стимул ее деятельности, импульс воли, теперь отсутствует.

(Parerga II. 449.)

Он добавляет: «Здесь кроется трудность, и в этом заключается редкость вопроса. Если бы воля вообще не была задействована, эстетическое познание никогда не было бы возможным. Я должен отрицать редкость этой вещи. Достаточно хорошо обустроенная натура легко и часто погружается в эстетическое созерцание.

Третий недостаток эстетики Шопенгауэра возникает из-за ложной классификации природы, преображенное отражение которой является целью всего искусства. Как мы знаем, он насильственно стер все особые способы действия неорганических сил и таким образом получил объективную материю, в которой проявляются низшие объективации воли. Они меняют названия только в эстетике и теперь называются низшими идеями. Он говорит об идее тяжести, жесткости, сплоченности, твердости и т.д., и он не ставит перед строительным искусством, как прекрасным искусством, никакой другой цели, кроме как довести некоторые из этих идей до ясного восприятия.

Я отвергаю и одно, и другое. Моя философия знает только идеи железа, мрамора и т.д., и, конечно, на ее стороне истина. Во-вторых, материал здания – это не главное, а главное – форма, как я сейчас объясню.

В области растений и животных идеи Шопенгауэра идентичны родовой концепции, которую я уже критиковал. Только высшие животные обладают, по мнению Шопенгауэра, выдающимися качествами, свойственными индивидууму, и являются «в известном смысле» особыми идеями. С другой стороны, каждый человек должен рассматриваться как особая идея.

Характер каждого отдельного человеческого существа, в той мере, в какой он полностью индивидуален, а не полностью заложен в характере вида, может рассматриваться как особая идея, соответствующая своеобразному акту объективации воли.

(Мир как воля и представление. I. 188.)

Индивидуальность мощно проявляется в человеке: у каждого есть свой характер.

(Мир как воля и представление. I. 141.)

Когда он выводил эти последние результаты своих наблюдений, его взгляд был свободным и ясным.

Четвертый существенный недостаток эстетики Шопенгауэра, вытекающий не из его физики, а из его ущербной теории познания, – это отсутствие разделения прекрасного на

– субъективно-прекрасное,

– основание прекрасного в вещи самой по себе,

– красивый объект.

Я очень резко развил это различие в своей философии и считаю, что только благодаря тому, что я проследил от субъективно-прекрасного к идеальным связям нашего разума, осуществляемым на основе априорных форм и функций, эстетика стала наукой в строгом смысле Канта, который, как известно, полностью отказал ей в этом характере. Он говорит: