Философия освобождения

Что касается познания без воли, то теперь я могу сказать следующее. Напомню, что интеллект, согласно моей философии, есть не что иное, как функция органа, то есть часть движения, существенная для воли. Все движение вещи есть ее жизнь и является предикатом, необходимым для воли. Воля и жизнь не могут быть разделены даже в мыслях. Где есть жизнь, там есть и воля; где есть воля, там есть и жизнь. Движение воли теперь абсолютно беспокойное. Она постоянно стремится к существованию своим индивидуальным путем, но прямое направление всегда отклоняется влиянием других индивидуумов, и каждый жизненный путь высшей индивидуальности – это линия в зигзаге. Каждое удовлетворенное желание порождает новое; если это желание не может быть удовлетворено, рядом с ним тут же возникает новое, за которым, если оно удовлетворено, следует еще одно. Так каждый человек в ненасытном стремлении к существованию беспокойно мечется, метаясь между удовлетворением и желанием, постоянно желая, живя, двигаясь.

Поэтому, если в течение жизни не происходит остановки, то, тем не менее, существует большая разница между движениями; не только между движениями одного и другого человека, но и между движениями одного и того же человека. Даже если ни одно существо не может бежать впереди общего хода мира, оно, тем не менее, наполняет переход от настоящего к настоящему разной интенсивностью воли. Иногда она страстно возбуждена, иногда устала, хромает, вялая.

В этих последних состояниях внешнее движение воли почти сведено к нулю, и только внутреннее продолжает свой неуклонный ход. Тем не менее, в таких состояниях нет счастья, потому что вялая воля постоянно занята своими отношениями с внешним миром, короче говоря, она никогда не выходит из своих отношений с вещами, которые имеют для нее какой- либо интерес.

Однако, словно удар, отношения меняются, и самый величественный мир, самая чистая радость пронизывают спокойно текущий всплеск воли, когда субъект, побуждаемый манящим объектом, впадает в эстетическое созерцание и совершенно бескорыстно погружается в сущность объекта.

Это безболезненное состояние, которое Эпикур восхвалял как высшее благо и состояние богов; ведь на этот момент мы избавлены от презрительного желания воли.

В этот момент мы избавляемся от гнусных побуждений желаний, мы празднуем субботу пенитенциарного труда воли, колесо Иксиона стоит на месте.

Как замечательно сказал Шопенгауэр. (Мир как воля и представление. I. 231.) Воля не устраняется из сознания; напротив, блаженное состояние, вызванное объектом, полностью заполняет его. Воля тоже не отдыхает: она живет, следовательно, движется, но все внешнее движение заторможено, а внутреннее не попадает в сознание. Таким образом, воля считает, что она полностью успокоилась, и из этого заблуждения проистекает ее невыразимо счастливое удовлетворение: она такая же, как и боги.

Интеллект сам по себе не может вести независимую жизнь, как того хочет Шопенгауэр; он не чувствует ни удовольствия, ни неудовольствия, но через него воля лишь осознает свои состояния. Существует только один принцип, и этот принцип – индивидуальная воля. Воля – это все в эстетическом созерцании, так же как и в высшем гневе, страстном желании. Разница заключается только в его состоянии.

Это счастливое состояние воли в эстетическом отношении имеет две стадии.

Первая – это чистое созерцание. Субъект, не осознающий своего продвижения во времени, созерцает объект, выведенный, так сказать, из реального развития. Объект вне времени для субъекта и сам субъект – через иллюзию. В отличие от этого, субъект не становится объектом (как учит Шопенгауэр), и объект не свободен от пространства и материи. Чистое созерцание чаще всего вызывается природой. Один взгляд на нее, даже если бы это были только поля, леса и луга, сразу поднимает человека с тонкими нервами над знойной атмосферой обыденной жизни. Человек более грубого склада вряд ли забудет о своих личных целях при таком взгляде; но я осмелюсь сказать, что поместите самого грубого и желанного человека на скалистый берег Сорренто, и эстетическая радость снизойдет на него, как прекрасный сон.

Во вторую очередь, эстетическое созерцание производят произведения архитектуры, скульптуры и живописи, предпочтительно монументальные здания, а также такие картины и скульптурные произведения, как произведения, которые в целом могут быть быстро восприняты и не выражают сильного волнения. Если фигуры картины или скульптурной группы многочисленны или резко движутся, субъект осознает их синтез и тем самым сам становится беспокойным, так что чистое созерцание не может длиться долго. Зевс из Отриколи, Венера Милосская, Данаида в Браччо Апостольский дворец в Ватикане или рафаэлевское святое семейство можно созерцать часами, но не Лаокоон.

Воля в состоянии чистого созерцания дышит так же тихо, как гладкое, солнечное море.