Философия освобождения

Способность человека судить по формально-красивому – это чувство прекрасного. Он есть у каждого человека, так же как у каждого человека есть способность суждения, у каждого человека есть разум. Но как многие люди способны устанавливать лишь очень короткие ментальные связи и лишь немного расширять круг своего видения, в то время как некоторые охватывают всю природу и ее связь со своим духом, так и чувство красоты у многих присутствует лишь как зародыш, у других же оно полностью развито. Дающее закон чувство красоты можно приобрести, потому что оно, как зародыш, присуще всем и поэтому требует только ухода и воспитания. Только посмотрите на любящих искусство итальянцев и французов, которые могут ежедневно купать свой дух в море красоты или изящества.

Одному человеку может показаться наиболее привлекательным плоский морской берег, другому – андалузский пейзаж, третьему – Босфор. Поскольку это так, Кант считал, что эстетические суждения содержат так же мало необходимости, как и суждения вкуса. Но это довольно односторонняя точка зрения. В вопросах красоты судьями могут быть только те, кто наделен развитым чувством прекрасного, а поскольку суждения таких судей выносятся по законам, которые априори заложены в нас, они обязательны для всех. Совершенно безразлично, протестует ли тот или иной против этого и укрывается ли он в своей личности, которая не может с этим согласиться. Пусть он сначала разовьет в себе чувство прекрасного, а потом мы дадим ему право голоса.

Если объект природы или искусства соответствует всем формам формально-красивого, то он идеально красив.

Рассмотрим, например, «Ифигению» Гете в условиях субъективно-прекрасного, о котором идет речь в поэме, то есть прекрасного причинности, времени и субстанции; оно всегда безупречно. Или посмотрите на Неаполитанский залив, например, из Камальдоли или Сан- Мартино, и оцените формальную красоту пространства и материи, и кто захочет изменить цвета, линии берега, запах вдали, форму сосен на переднем плане, словом, вообще что-либо? Даже чувство прекрасного у самого гениального художника не захочет убрать что-то здесь или добавить что-то там.

Совершенно прекрасные произведения природы и искусства встречаются очень и очень редко; с другой стороны, многие из них соответствуют одному или двум типам формальной красоты. Драма может соответствовать всем законам субъективно-прекрасного времени и субстанции, но быть совершенно ошибочной в отношении прекрасной причинности.

Шопенгауэр чувствовал необходимость субъективно-прекрасного, поскольку от его тонкой головы не так-то легко ускользнуть, но он тщетно пытался докопаться до сути дела и погрузился (как, к сожалению, часто бывает!) в мистицизм. Он говорит.

Как художнику распознать ее (природы) удачные работы, которым можно подражать, и найти их среди неудачных, если он не предвидит прекрасное до опыта? Более того, создала ли природа когда – нибудь человека, который был бы идеально красив во всех частях? Чисто апостериорно и из простого опыта никакое познание прекрасного невозможно: оно всегда, по крайней мере частично, априорно, хотя и совершенно иного рода, чем априорные сознательные образования предложения разума.

(Мир как воля и представление. I. 261.)

Мы все распознаем человеческую красоту, когда видим ее, но у истинного художника это происходит с такой ясностью, что он показывает ее так, как никогда не видел, и превосходит природу в своем изображении; это возможно только потому, что воля, чья адекватная объективация на самом высоком уровне должна быть оценена и найдена здесь, действительно, мы сами есть.

К этому он приложил совершенно ложное объяснение идеала.

Это предвосхищение – идеал: это идея, поскольку она, по крайней мере наполовину, известна априори и, приходя как таковая, чтобы дополнить то, что дано апостериори через природу, становится практичной для искусства.

Художник создает идеал другим способом. Он сравнивает живых похожих людей, улавливает характерное, устраняет несущественное и случайное и объединяет найденное существенное. Затем он погружает созданное таким образом индивидуальное существо в субъективно-прекрасное, и оно восстает из этой ванны, подобно богине, рожденной из пены, преображенное и в идеальной красоте. Греческие художники не смогли бы создать свои идеальные, образцовые произведения искусства на все времена, если бы не нашли хороших образцов среди своего народа, и то, что сказал Кант, – правда: