Философия поэзии, поэзия философии

Однако – в ходе усложнения и кризисных явлений в нашей общественной и культурной жизни – встал вопрос о потребности нового языка, нового круга категорий для понимания и развития феномена Науки. И особо важным стимулом для осознания этой потребности оказались труды целого ряда западных философов науки – таких, как Александр Койре, Гастон Башляр, Карл Раймунд Поппер, Дерек де Солла Прайс, Томас С. Кун, Имре Лакатос (правильнее – Лакатош), Илья Пригожин и др. [669]

Как мне представляется, ответом именно на эту культурно-историческую потребность и явились науковедческие искания М. А. Розова и его коллег. Нужно было решать науковедческую проблематику в большой проблемной связке: мысль – институты – культура – общество – люди. И чтобы лучше разобраться в идеях Михаила Александровича и довести их до читателя, я отчасти вынужден буду говорить о них собственными словами, в собственных категориях.

В «космосе истории» [670]

Что такое жизнь, природа, общество, экономика, история, культура? И что такое, в конце концов, Наука? – Все эти реальности не даны нам в непосредственном опыте, а если и даны, то лишь крайне ограниченно и фрагментарно. И, тем не менее, наше сознание устроено так, что мы вынуждены собирать содержание частных явлений в некоторых обобщающих понятиях. В собирании и обосновании этих понятий и заключается основа нашего мыслительного труда. Философ, ученый, теолог, поэт – каждый из них на свой лад – наполняет эти понятия некоторым идеальным содержанием. Все эти понятия так или иначе означают работу мысли над собой и встречу мысли с окружающей ее реальностью. Точнее даже – с идеальной проекцией реальности.

А само это видение реальности – не застылое, не статичное. Ибо, как показывают труды Розова, человек видит природу, и самого себя, и собственную мысль, живя и осознавая себя в меняющихся потоках времен, в «космосе истории» [Кузнецова 2012, 113; 150–155]. От времен первобытных мифологий тянется стремление человека к пониманию и упорядочению мipa в своем сознании, в своей деятельности, в социальной организации. Так или иначе (здесь Розов обращается к трудам А. Ф. Лосева по античной мифологии), уже в древнем человеке проявляется то же самое стремление, которое лежит в основе научных поисков и исследований – стремление «свести неизвестное к известному» [Кузнецова 2012, 151], выразить неизвестное в образе и слове. В течение многих тысячелетий процесс воздействия человека на природу, на общество, на культуру осуществляется человеком через самого себя, через свой мыслительный и духовный мip, оформляемый в образах, знаках, символах [Кузнецова 2012, 154–185]. И, стало быть, оформляемый через мip культуры. И особое предназначение науки – в умении перевести этот мip наших непосредственных наблюдений, переживаний, обобщений на теоретически обработанный язык чисел, символов, категорий [Розов 2012, 290–293].

И что очень важно для понимания феномена Науки: Наука предполагает не только знание о предметах, но и – подобно философии – знание о самом знании, о его горизонтах и пределах. Не случайно Розов неоднократно определяет науку как «систему с рефлексией» [Розов 2012, 234]; рефлексия же предполагает не только знание о самом знании, но и некоторое знание о нашем незнании, некоторое, если вспомнить Николая Кузанского, есть мудрое, или, точнее, ученое неведение (docta ignorantia). Ибо каждый акт познания есть акт порождения новых вопросов, требующий новых ответов. А сам теоретический интерес к непознанному придает нашему знанию не только упорядоченность и строгость, но и исподволь намечает пути дальнейших исканий [Розов 2012, 99-101].

Таким образом, Наука – именно как «система с рефлексией» – не только порождается окружающей ее социальностью и культурой, но и творит социальность и культуру. А через них продолжает творить и самое себя, творить собственную историю. Творить через постановку новых вопросов и перед собой, и перед человеческим сознанием, и перед обществом.

Развитая письменность, книгопечатание, электронные технологии – не только исторические производные научных интуиций и научных познаний, но и то, что исторически определяет облик самой науки [Розов 2012, 120]. Наука как бы собирает историю и культуру в самой себе, однако собирает их не в механической сумме идей и явлений прошлого: в каждую эпоху она собирает эти идеи и явления в теоретически преобразованном, переосмысленном виде. Это динамическое переосмысление вбирает в себя не только опыт Большой истории, но и актуальный опыт и запросы наших знаний [Розов 2012, 212–214].

Так что Наука, сосредоточенная на рациональном, выраженном в теоретических символах и понятиях, объяснении и осмыслении мipa, – Наука с ее особыми познаниями, формами организации и складами человеческих характеров, – не равна себе.