Вторая книга – «Философия науки в новом видении» – включает в себя, во-первых, тексты опубликованных статей Михаила Александровича (2009–2012 гг.), а во-вторых – его незавершенную монографию «Сократ XX века (Г. П. Щедровицкий. Проблемы и идеи)» [Розов 2012]. Монография эта представляет собой не только и даже не столько изложение содержания мысли и трудов Георгия Петровича ГЦедровицкого (1929–1994), сколько критическое собеседование с его наследием – собеседование ради вящего расширения горизонтов мысли и науки, ради вящего содержательного обогащения наших знаний о мipe, о мысли, о самих себе.
Труды М. А. Розова – это труды мыслителя-гуманитария, глубоко знавшего и области наук физико-математического и био-медицинского круга. Природа же последующего моего диалога с наследием Михаила Александровича – особая. С юности я интересовался науковедческим подходом прежде всего к области наук социо-гуманитарных и всегда исходил из той презумпции, что без специфических социо-гуманитарных познаний – познаний о человеке, его интеллектуальном, социальном и культурном опыте – мip Большой Науки несовершенен и неполон[666]
. Правда, и Михаил Александрович отстаивает то же самую идею, хотя и в существенно иных акцентировках, связанных с особенностями его интеллектуальной судьбы, с его особым интересом к мipy точных и естественных наук, к мipy науки-Science.Как и всякий большой философ, Розов оставил нам не застывшие схемы, но свою текущую, исполненную живых и непрерывных находок мысль. И это обстоятельство подталкивает меня не столько к реферативному изложению идей философа (хотя Михаил Александрович достоин и такого рода трудов), сколько к непрерывному и подчас нелегкому аналитическому собеседованию. Но это – в духе его же собственной науковедческой и философской методологии, смысл которой – в попытках мыслителя-гуманитария понять научную деятельность как область всечеловеческого культурного творчества, как сложную и противоречивую область созидания человеческой Вселенной [Розов 2012, 258–260; Кузнецова 2012, 419–462].
Науковедение как самопознание Науки
В Англо-саксонском мipe категория “Science of Science” (позднее – “Studies of Science”) прочно утвердилась лишь во второй половине XX столетия и означало прежде всего именно область Science, т. е. точных и естественных наук.
Но несколько иной была судьба понятия науковедения в ареале Славяно-российском. Понятие науковедения впервые было введено и обосновано в 1926 г. русским ученым Иваном Адамовичем Боричевским (1892–1941) [Боричевский 1926] [667]
; а в 1928 г. при Польском институте поощрения наук был создан специализированный Науковедческий кружок (Kolo naukoznawcze); а в 1935 г. появилась статья Марии и Станислава Оссовских с попыткой систематизации науковедческой дисциплины [Хюбнер 2001]. Так что на переломе 20-х – 30-х годов прошлого столетия на восточных окраинах Европы была намечена целая программа изучения Науки как большого культурно-исторического феномена, объемлющего собой и область идей, и эволюционирующие во времени формы организации человеческой деятельности, и внутренний опыт и судьбы создателей научного знания. А уж дальше пошли репрессии, война, полоса послевоенных репрессий…Признание и настоящее развитие предмета науковедения началось в нашей стране лишь с 60-х гг. прошлого века. Когда – вследствие изменения социального состава населения и вследствие усложнившихся нужд индустрии, обороны и даже самой культуры – стала очевидной невозможность трактовать феномен Науки и научную деятельность в унизительных истматовских категориях «надстройки» и «прослойки»[668]
.Если говорить о процессах воссоздания науковедческого знания в России, то здесь следует отметить выдающуюся роль философа, математика и науковеда Василия Васильевича Налимова (1910–1997). В. В. Налимов уделял особое внимание осмыслению Науки именно как феномена человеческого, глубоко связанного с культурным опытом народов и поколений. Именно Василий Васильевич наиболее отчетливо отстаивал в своих трудах смысл и предназначение науковедения как
Заслуги отечественных ученых в области логики и методологии науки признаны и в России, и в мipe. Но это – проблематика особого исследования.
Однако советское (по большей части, российское и украинское) науковедение, именно как