Философия поэзии, поэзия философии

Востоковедные, славистические и многие другие сюжеты

Востоковедами и славистами Италию XX века Бог, что называется, не обидел.

Можно было бы сказать еще категоричнее: один из монументальных трудов мipoвой историографии XX столетия – двухтомник Франко Вентури «Русское народничество»[647], опираясь на огромную источниковедческую базу, описал одну из важнейших социолькультурных предпосылок политической истории народов Восточной Европы и внезападных ареалов позапрошлого и прошлого веков: сочетание вековых крестьянских чаяний уравнения и покровительства с активизмом маргингализированных слоев интеллигенции [648].

Однако, в отличие от мыслителей континентальной Европы и Англосаксонского мipa (не говоря уж об их коллегах из Латинской Америки и Востока) интерес итальянских мыслителей к сравнительно-историческим и цивилизационным исследованиям был не особо велик. Почему так?

Скорее всего потому, что межкультурные и межцивилизационные сюжеты исстари входили в самое материю итальянской культуры. Процесс ее осознанного становления происходил на фоне взаимодействия римского наследия с элементами раннеевропейского варварства, византизма и ориентализма[649]; вклад ренессансной итальянской научной мысли и навигационных технологий в генезис Великих географический открытий и, следовательно, в процессы выхода Европы из статуса малого евразийского аппендикса был особо значителен[650]; Апеннинский полуостров всегда был лакомым куском для европейских держав, но не было худа без добра: несходство культурных обликов и военно-политических стратегий европейских соседей оказывалось неотъемлемой частью научной, философской и художественной рефлексии итальянцев; наконец, региональная раздробленность[651], пестрота социально-экономических укладов и политических субкультур самой Италии давали пищу не только для разного рода сопоставлений, но и для поисков сквозных смыслов самой национальной, а через нее – и общечеловеческой реальности. Великая фреска Рафаэля – «Афинская школа» – не была ли она памятником осознания этого противоречивого смыслового единства Бытия религиозно-философским и художественным гением Италии? И вся культура итальянского Рисорджименто и последующего периода свидетельствовала об этих поисках: литература, философия, даже оперная драматургия, не говоря уже о музыке [652]…

Так что для итальянской культуры особо важны были не «жизненные циклы» конкретных человеческих общностей, но осмысленные (о-смы-сленные!) эстафеты жизни национальной и общечеловеческой.

В этой связи было бы небесполезно вспомнить впервые опубликованную по-английски в разгар Второй мipoвой войны ядовитую полемику Кроче против шпенглерианства, внесшего немалый вклад в национал-социалистическое перерождение (или, точнее, вырождение) германской культуры первой половины прошлого века.

Итак, согласно Кроче, идея непреложных «жизненных циклов» цивилизаций, столь существенная для германской философской традиции, связана с сугубо натуралистическим (если не сказать – материалистическим) и романтическим культом молодости и обращена против «дряхлеющих» рас, в том числе и против «латинской расы», которая, – по крайней мере, в лице самого дона Бенедетто – вовсе не собирается интеллектуально и духовно «дряхлеть»[653].

Ныне, из XXI века, остается только удивляться остроте философско-исторического зрения неаполитанского мыслителя: многие человеческие «расы», приговоренные в германских ученых и административных кабинетах к вытеснению из истории или даже к физическому изничтожению, продолжают демонстрировать редкую жизненность и творческую историческую адаптивность…

Кстати сказать, Кроче всегда настаивал, что при всей их важности для человеческого духа, теоретические абстракции не могут и не в праве подменять собою ни Бытие, ни дух, ни историю: их призвание и удел в человеческом сознании – обозначать и осмысливать, а не замещать реальность. А уж абстракции псевдотеоретические, идеологические, нацеленные именно на замещение реальности, могут быть особо опасны и вредоносны[654].

Вот почему столь важен разговор о том, как трактовали философы Италии проблематику сквозных исторических смыслов и прежде всего – проблематику свободы, в которой они усматривали (об этом писалось выше) один из стержневых моментов человеческой истории.

* * *