Философия поэзии, поэзия философии

Парадокс 2. Цивилизационная проблематика, цивилизационная парадигматика исторического знания, в конечном счете, имеет не так уж много общего с реальными проблемами зарождения, становления и нынешних обстоятельств истории европейских народов. Истории, весьма глубоко, хотя, разумеется, и недостаточно, изученной и тематизированной. Европеистике тесно и душно в жестких цивилизационных концептах. Последние могут быть небесполезной и подчас даже необходимой частью эвристики европейской истории; они и были таковыми во времена Гизо, Бокля или даже Тойнби; они остаются элементами нынешней пан-европейской политической риторики и прагматики. Но живая проблематика гуманитарного знания, равно требующая и проблемно-концептуальных («номотетических»), и описательных («идиографических») подходов, – а главное, и умения сочетать эти подходы, – перерастает полунаучную догматику.

Парадокс 3. История российская, как тысячелетняя история[626] сочетающего в себе преемственность и постоянные внутренние перемены полиэтнического, поликонфессионального и поликультурного и не вполне гармонизированного на своих огромных пространствах человеческого сообщества, – как бы вопиет против догматических притязаний идеологов-«цивилизационщиков». Да и цивилизационные отношения России со многочисленными и не вполне друг на друга похожими народами Европы и Северной Америки весьма сложны и неоднозначны. Если иные цивилизации мы, российские исследователи, можем обсуждать как особый, в той или иной степени объективированный предмет своих научных занятий, то здесь, по словам серьезного ученого-русиста В.Г. Хороса, мы сталкиваемся с некоей непреложной познавательной трудностью: «Европейская цивилизация глубоко вошла в нас самих» [627].

Европейско-российские коррективы к цивилизационному дискурсу

Как мне кажется, история итальянской философской мысли прошлого столетия, почти что избегшая «цивилизационного» дискурса[628], дает нам особо ценные наводящие идеи для познания духовно-исторической «материи» Европы, в особенности – Европы последних веков: не только пост-наполеоновской, но и пост-тоталитарной. А через Европу – прямо или косвенно – и для познания столь динамичной и, казалось бы, столь неустойчивой духовно-исторической «материи» нашего собственного Отечества.

Лично я не являюсь исследователем истории итальянской мысли. Я лишь непритязательный читатель, подобный гоголевскому персонажу: «прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен»[629]. Однако это чтение «пяти или шести книг» и десятка-другого статей на темы итальянской философской историографии – вещь, стимулирующая историческую мысль, да и для души целительная.

И вот в этой самой связи позволю себе (именно вдохновившись трудами итальянских мыслителей) предложить читателю – опять-таки три! – соображения по части цивилизационной «материи» Европы.

Соображение первое. Цивилизация есть всегда предмет междисциплинарного изучения, а иной возможности не дано. И так важно, повинуясь идеям и интуициям итальянских философов, призадуматься о лингвистических предпосылках культурно-исторического лика Европы: об извечной открытости европейских пространств языковым, этнокультурным и духовным потокам из Евразии и Африки; об аналитическом характере господствующих на Европейском континенте индоевропейских языков; о латыни как о языке культурного, научного и юридического формообразования Европы Средних веков и раннего Нового времени; об итальянском языке как о первой лингвистической лаборатории становления религиозной, художественной, экономической, научной и технологической мысли Нового времени; о французском языке как о языке основных европейских культурных конвенций (литературных, эстетических, дипломатических, светских, революционных) на протяжении XVIII – начала XX в.; о выдвинувшемся после Первой мipoвой войны на первый цивилизационный план английском языке с его особой логичностью и технологичностью, с его особым категориальным богатством, но одновременно – и с его особой способностью к слэнговым упрощениям.

Соображение второе. На мой взгляд, едва ли удовлетворительно разработан и даже поставлен столь важный для российской мысли вопрос о славистической составляющей Европейской цивилизации.

Действительно, каков статус Славяно-балканского мipa в Европе: Европа ли он вообще, периферийная ли Европа[630] или одна из необходимых структурных и содержательных составляющих европейского цивилизационного многоединства? – Сам я, как историк-славист по ранней моей научной специализации, склоняюсь к третьему подходу.

Кстати, здесь был бы уместен и вопрос об итальянских влияниях на историю славянских народов – от городов средневековой Адриатики и московского круга великой княгини Софии Палеолог до итальянских марксистских исканий и неореалистического кинематографа XX века…