Философия поэзии, поэзия философии

Соображение третье. Мы не вполне оцениваем важность изучения непрерывно взаимодействующих между собой национальных вкладов в этот сложный, а подчас и дисгармоничный «европейский концерт». Точнее, в интеллектуально-духовный «концерт» Европы. Причем каждый из этих вкладов может быть описан как один из необходимых, хотя и недостаточных «ключей» для осмысления цивилизационного лика Европы. А, может быть, в дальнейшем – для переосмысления всего цивилизационного дискурса, особенно если речь идет об исторических реалиях последних двух-трех веков [631].

Разговор по существу

Так вот, на мой взгляд, одним из таких теоретически насущных «ключей» к осмыслению духовно-исторической динамики Европы является итальянское философское наследие прошлого, XX, столетия. В это наследие входят труды мыслителей друг другу противоречивших, мыслители несхожих мipoвоззрений, несхожих политических и религиозных убеждений. Однако всё это наследие центрировано трудами дона Бенедетто Кроче (1866–1952) и его учением об истории как об истории свободы, т. е. учением об уникальной смысловой соотнесенности человека с самим собой, с другими и с мipoм как о неотъемлемом конструкте исторической реальности в ее событийном ходе и самосознании. В этом смысле, согласно неаполитанскому философу, свобода и есть основная объяснительная категория, основной объяснительный принцип истории[632]. Согласно коренному убеждению Кроче, свобода, как, скажем, поэзия или творчество, не определима извне и не сводима ни к биографиям тех или иных исторических деятелей, ни к психологическим состояниям индивидов и масс, ни к их конкретным социально-историческим обидам. Свобода порождается глубинной историей человеческого духа, сопричаствует ей и в конце концов становится ею. [633]

Два слова о backgrounds дона Бенедетто. Кроче – выходец из аристократической интеллигенции в ту эпоху аграрного, но затронутого необратимыми влияниями буржуазной модернизации Итальянского Юга (Mezzogiorno). Либерально-консервативный оппортунист по своему политическому темпераменту, по темпераменту же философскому он был бесспорным наследником просветительских и романтических идей итальянского Рисорджименто, да к тому же еще обогащенных философскими и научными познаниями и историческим опытом конца XIX – первой половины XX века. Сама философская судьба дона Бенедетто – подтверждение его тезиса о несводимости человеческого духа к «биографическим» предпосылкам.

Всю эту плеяду мыслителей, всех этих иже с ним, – от убитого по тайному приказу Муссолини юного философа Пьеро Гобетти (1901–1926)[634] до недавно ушедшего из жизни Норберто Боббио (1909–2004) – роднит некая и притом в высшей степени европейская, да и небесполезная для нас на Святой Руси идея: подлинная внутренняя солидарность человеческих общностей и свобода достижимы лишь при нами же выстроенных и в нас же самих укорененных культурных гарантиях. «Душить» глубокие социально-революционные движения невозможно, да и едва ли разумно. Но возможно другое: стараться сдерживать их варварские и разрушительные тенденции, в частности, и посредством «охлаждения» развратительных и воспаляющих людские мозги и сердца революционных мифологий[635].

Неотъемлемая часть такого рода трудов – стараться преодолевать заведомую дисгармонию, несоотнесенность наших знаний о несовпадающих и конфликтующих одна с другой областях человеческой реальности. Но такие насущные труды по соотнесению несхожих и внутренне конфликтующих гуманитарных знаний – труды очень тонкие, ибо всякое философское (оно же во многих отношениях и историографическое) творчество есть не «методология», не «систематика», но прежде всего поиски смыслов и сути[636].

Все эти мыслители едины в том, что никакого свободного и достойного общежития нельзя построить на культурном нигилизме, на глумлении над духовным наследием или эстетическим наследием (для итальянцев этот момент особо существен) тех или иных народов, равно как и собственного народа. Каждый из этих мыслителей – отталкиваясь от своих собственных философских посылок, от трудностей своего собственного опыта веры или неверия, – каждый на свой лад приходит к идее, что Европа так или иначе выстрадала христианский образ человека. Соображения такого рода можно найти в трудах Кроче[637], Гобетти[638], в философской историографии Николо Аббаньяно (1901–1990)[639], не говоря уже о трудах мыслителей католического направления.