Так что поставленный итальянскими мыслителями вопрос о таящимися под взвинченными страстями этнического национализма антинациональности, о дурной «интернациональности» фашизма – вопрос универсальный и к нашей отечественной истории имеющий отношение самое существенное. Равно как и вопрос о несводимости человеческой души и культуры к тому, что Шигалев из «Бесов» назвал «общественной формулой».
Во многом именно благодаря заботам неаполитанского философа стремление уберечь национально-креативное и вселенски-креативное (кафолически-креативное!) в личности и культуре от порабощения «общественной формулой», уберечь от «правой» или «левой» дегенерации к «сервилизму» во многом составило доминанту итальянской философской культуры XX столетия.
Как писал во многом вольно или невольно отталкивавшийся от идей Кроче Николо Аббаньяно, история, понимаемая как история взаимного поедания и насилия, не несет в себе никакого глубокого человеческого содержания. И, следовательно, никакой внутренней универсализации.
Это – как бы история навыворот. О «всеобщности» истории – включая прежде всего историю мысли, веры, культуры, отчасти и историю институтов, можно говорить лишь тогда, когда в ней усматриваются некая осмысленность, некая ценностная преемственность и некоторое бережение этой преемственности.
…Такой взгляд легко обвинить в профессорском прекраснодушии и во всяческих иных смертных грехах.
Только вот, думается, не так уж наивны были дон Бенедетто
Что же касается почти что повсеместно возобладавших на исходе XX столетия нигилистических трактовок истории Европы и попыток отыскать в истории иных цивилизаций – в обход их глубинно-духовного опыта – скороспелую рецептуру национальных, классовых, сексуальных и иных «освобождений» – то, по мысли Аббаньяно, всё это чревато лишь очередными пароксизмами насилия и порабощения. Эти пароксизмы в нынешнем мipe повсеместны, не исключая маргинально-экстремистских и части верхушечно-бюрократических сообществ на самом Западе[665]
…Как востоковед и славист, я могу лишь подписаться под этими соображениями Аббаньяно, однако – с двумя уточнениями, впрочем, едва ли нарушающими общий склад мысли итальянского философа.
Философия науки, науковедение и мiр культуры
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать…
Этот разговор о науковедении (и прежде всего – о философско-научном его преломлении) как об особой и остро-современной области знания, без которой трудно понять судьбы нынешнего человека, его истории и культуры, я хотел бы связать с двумя посмертными изданиями трудов выдающегося русского философа Михаила Александровича Розова (1930–2011), подготовленными к печати его супругой – профессором Наталией Ивановной Кузнецовой.
Первая книга – «Объект исследования – наука» – представляет собой как бы занимательную, отчасти даже полушутливую энциклопедию науковедческого знания. Она была написана Михаилом Александровичем и Наталией Ивановной совместно с математиком, философом и теологом Юлием Анатольевичем Шрейдером (1927–1998) еще в 80-е годы прошлого века, но не смогла увидеть свет вследствие идеологических условий того времени [Кузнецова 2012, 9-24].