Философия поэзии, поэзия философии

Однако оба эти наши «континента» сложились и осознали себя, не имея ни мощной и осознанной памяти традиционных обществ, ни мощных закрепившихся внутренних модернизаторских традиций. И это их затянувшееся на века внутренне неопределенное (или – в терминах крупнейшего нашего ученого-латиноамериканиста Я.Г. Шемякина – цивилизационно-пограничное) положение[385] оказалось духовно-исторической предпосылкой не только исторических срывов, культурных и общественных неврозов, но и удивительных порывов религиозного[386], художественного и гуманитарно-научного творчества. Творчества, объективно рассчитанного на века вперед. И не только для «местного потребления».

О «латинском» предикате

Среди целого ряда ключевых понятий нашего последующего разговора – само понятие Латинской Америки. Нельзя понять эту условную Латиноамериканскую цивилизационную общность без учета разнообразия ее истоков и нынешних ее составляющих. О множественности автохтонных, тихоокеанских, европейских, африканских, североамериканских, азиатских и славянских предпосылок можно говорить до бесконечности. Но согласимся, по крайней мере, с тем простейшим суждением, что относительно молодые народы относительно молодого Латиноамериканского региона имеют сложнейшую и до сих пор толком не изученную и теоретически не осмысленную цивилизационную предысторию.

И вот как раз на духовно-смысловой стороне цивилизационной предыстории и цивилизационной динамики сего Индейско-Латинского континента мне и хотелось бы задержать внимание читателя.

Понятие Латинской Америки впервые ввел в 1897 г. Папа-реформа-тор Лев XIII, определивший земли к югу от Рио Гранде дель Норте как «обитель расы латинской и католической»[387]. Да и само слово «Америка», отсылая нас к имени Америго Веспуччи и, стало быть, ко временам итальянского Возрождения, также имеет сильную «латинскую» коннотацию.

Если говорить о языковой предпосылке этой «латинской» коннотации, то она, разумеется, бесспорна: доминирование романских – испанского, португальского и французского – языков во всём их диалектном своеобразии. Но этот же «Латинский» человеческий континент включает в себя и миллионы англоязычных людей (Ямайка и многие иные острова Антильского архипелага, Белиз, Гайяна), сотни тысяч людей голландскоязычных, не говоря уже о миллионах носителей автохтонных, индейских языков.

Тем более важно иметь в виду и те «предлатинские» культурные и духовные смыслы, что действовали на Континенте до прихода «латинских» людей, да и продолжают действовать поныне и, в частности, в религиозном сознании латиноамериканцев. «Задумчивые люди», изваянные из вулканических пород древними скульпторами Мезоамерики, – не мыслью (в нашем европейском, сократическом понимании этого слова) заняты. Или – мыслью, но иной. Это – шаманы, погруженные в ритуальный транс и созерцающие оккультные мipы. И в этой странности погружения «задумчивых людей» в себя и в иные мipы угадывается эмоциональная глубина, импульсивность и нередкая поведенческая непредсказуемость их дальних потомков, смешавшихся с «латинскими» и всяческими иными пришельцами.

Далее, мы не вполне понимаем церковно-исторический аспект цивилизационной предыстории и становления народов Индейско-Латинского континента. А между тем, испано-католическая Церковь, во всех сложнейших коллизиях ее истории, несла в себе как бы компрессированный опыт древней и средневековой Европы, опыт расцвета и упадка средневековой Арабо-исламской цивилизации, опыт еврейского народа (и через Библию, и через духовную проблематику “cristianos nuevos”, сыгравших столь значительную роль в созидании испанской и латиноамериканской культур[388]). Связь латиноамериканского сознания с его дальними предпосылками из Старого Света и озабоченность осмыслением этой связи прослеживается не только в многочисленных произведениях Хорхе Луиса Борхеса, но и в трудах писателей менее изощренных. Например, в одном из бестселлеров новейшей бразильской литературы – в романе Паоло Коэльо «Алхимик». Согласно содержанию романа, душа только и тогда постигает мip-в-себе и себя-в-мipe, когда худо-бедно, но всё же начинает познавать богатство своих отдаленных финикийских, еврейских, арабских и средневеково-европейских предпосылок [389].

Традиционно-католическая культура – при всех инквизиторских ее передержках – принесла в мip, включая и латиноамериканские просторы, уникальное умение тематизировать и понимать духовный статус человека. Здесь, в качестве ключевых фигур, можно было бы вспомнить Августина, Фому Аквинского, Франциска Ассизского, Данте, Бартоломе де лас Касаса, Хуана Луиса Вивеса. Кстати, сами испанский и португальский языки, отчасти унифицируемые благодаря учебным технологиям и радио– и телевещанию последних десятилетий, сама испано– и португалоязычная поэзия – носители этого уникального дара тематизации и понимания.