Действительно, отрывок этот содержит в себе поразительное
А в Самом Боге, создавшем человека по образу Своему и подобию[471]
, явлена нам потребность мысли и созерцания. Так что мысль и созерцание – Божеское, а вслед за ними и человеческое, – непреложно входят в состав и структуру Бытия. И не случайно же вся последующая духовная и философская литература – от Филона Александрийского до Левинаса или Антония Сурожского – трактует созерцание как одну из высших, хотя и неявных форм человеческой активности: как соотнесение жизни, мысли и практики своего тварного существования с его Творцом.Так что покой, знаменуемый библейским понятием Субботы, Шаббата, – не негативен, но, напротив, – невыразимо преизбыточен: он собирает в себе, суммирует и вновь порождает тварную активность.
А теперь остановимся еще на двух библейских отрывках: на Четвертой заповеди Моисеева Десятисловия по двум редакциям: Исхода и Второзакония.
Глава 20 Исх формулирует заповедь Субботнего дня следующим образом:
Та же Четвертая заповедь, согласно главе 5 Вт, формулируется так:
При работе с этими текстами вольно или невольно приходит на ум следующая мысль св. Августина.
Коль скоро мы воспринимаем ветхозаветные тексты не просто как исторические памятники, но именно как Священное Писание, мы призваны искать в этих текстах не только и даже не столько условности давно прошедших эпох, но некоторые сквозные духовные смыслы[472]
.Попытаемся же обозначить, по крайней мере, четыре философских измерения этой, казалось бы, архаической и этнографической проблемы (т. е. проблемы, связанной с историей, законодательством и бытом еврейского народа) субботнего норматива.
Измерение первое,
Не случайно же иной библейский источник – Притч 3:19 – настаивает:
Измерение второе, которое можно было бы определить, как