Философия поэзии, поэзия философии

Воззвал меня к жизни Господь в самом начале путей
Своих, – издревле, прежде всех созданий Его.
От века помазана я

на царство была —прежде существованья земли.
Не было еще ни бездн,
ни источников полноводных – но я была,
не отчеканились еще горы,
не встали еще холмы, – но я была.
Когда еще не сотворил Господь ни земли, ни полей,ни начальных пылинок Вселенной,
когда воздвигал Он небеса – я была там.И когда Он прочерчивал круг над бездною,
когда укреплял Он выси
и закреплял источники бездн,
когда полагал Он пределы морей,
чтобы не смели воды вырваться из берегов,
когда полагал Он основанья земли, —
тогда трудилась я неотлучно рядом с Ним[483],
и ликовала я что ни день,
и вся радость моя была перед Ним, —
веселье мое – по кругу Божьей земли,
радость моя – посреди людей…[484]

Отрывок второй:

Возвела премудрость свой Храм,

вытесала семь колонн,

заколола жертву свою,

растворила приправы в вине,

накрыла праздничный стол

и разослала служанок своих

возглашать по городским площадям:

«Люди бестолковые, придите ко мне!» —

Людям же безрассудным Премудрость сказала так:

– Придите, ешьте мой хлеб,

Пейте ароматное мое вино![485]

Отбросьте дурь – и живы будете,

и счастливы на путях разуменья…

Бесстыжего наставлять – себе же в позор,

бессовестного обличать – себе же на беду.

Подлого не поучай – возбудишь злобу,

наставляй мудрого: пробудишь любовь.

Одари мудреца – еще мудрее станет,

научи праведного – приумножит богатство познанья.

Начало мудрости – страх Господень,

но разум – в познании Святого[486],

так что моими трудами

умножатся дни и годы жизни твоей[487].

Будешь мудр – и мудрость будет с тобою,

а безумен будешь – свое же безумие и понесешь[488].

Что очень важно для последующего нашего разговора: Премудрость (евр.: Хохмá) есть некая, введенная в ткань строгого ветхозаветного монотеизма мифологема живого, «вечно-женственного» проекта мipa в Боге, но одновременно – и проекта Бога в мipe. Проекта, относящегося ко Вселенной в целом и к судьбам конкретных людей.

Что чрезвычайно важно для понимания и толкования этих отрывков, равно как и памятника в целом (а также и для всего последующего нашего рассуждения), – это учет самого категориального строя не только древнееврейского, но и древневосточного мышления как такового. Если для мышления европейского (пост-аристотелевского, пост-оккамовского, пост-картезианского) характерно стремление придать понятию как можно более твердые и точные рамки, то для мифопоэтического мышления Древнего Востока характерно стремление как раз противоположного свойства: заключить в понятие как можно больше взаимосвязанных и взаимоперетекающих смыслов м ассоциаций. Так что понятие Премудрости (Хохмá) предполагает в тексте нашего памятника взаимопроникновение и взаимосвязь целой цепочки, целого кластора «женственных» категорий: Тора (Священноучение и Мipовой закон и Пятикнижие Моисеево в их единстве), Бина (Интеллект, Разумение), Твуна (Размышление, Раздумие), Даат (Познание), Цадика (Праведность)… К этой веренице понятий добавляется в эпоху сложения раннеталмудических текстов (на грани двух эр) и понятие Шехина (Божественное Всеприсутствие) [489].