Философия сексуальности

Поднимая проблему «нормальности» в половых вопросах, Вл. Соловьев метко критикует авторов текстов о psychopathia sexualis, о которых мы говорили в главе о нормативности, за методологическую некорректность: не приводя понятия нормы, авторы этих трудов единственным критерием нормальности считают частоту встречаемости явления. Рассматривая далее фетишизм, Вл. Соловьев поднимает вопрос о том, что не является ли это влечение к частичному объекту по сути таким же, как влечение мужчины к женщине как объекту материальному, но не духовному, к ее части, отвергая ее целиком. И не более искренен и честен в таком случае фетишист, который отрезая «пряди волос у незнакомых дам или ворующий у них платки, наносит ущерб чужой собственности и своей репутации, но можно ли сравнить этот вред с тем, который причиняют несчастные распространители ужасной заразы, составляющей довольно обычное последствие „естественного“ удовлетворения „естественной“ потребности»? И не является ли нашем лицемерием считать фетишизм патологией, а влечение сугубо к телу партнера без его души, личности — нормой? Восстановление целостности человеческого существа во всех трех аспектах, отказ от эгоизма и признании за другим существом безусловного значения — вот норма половой любви для Вл. Соловьева.

Признавая телесность, философ выводит «половую любовь» из сугубо биологического рассмотрения, лишает ее историцизма, и вводит ее в экзистенциальное измерение. Смысл любви — возможность подлинного со-бытия с Другим.

Вл. Соловьев открывает нам дверь в экзистенциально-духовный аспект «половой любви», но не дает троп как туда идти, технологий как этого достичь. И мы как Алиса в стране чудес сидим перед дверью в «чудесный садик, в который даже голова не пролезает». И я не случайно вспомнила знаменитую сказку Люиса Кэррола. Эротического, игрового момента сексуальности Вл. Соловьев не касается совсем. Он просто не замечает варианта, в котором сексуальность это не пафосный нравственный подвиг и не банально-телесное движение слизистых, и не социальные институции, а пространство встречи мифа и игры, где пафосно-мифологическое-мистериальное духовного уровня может быть смешным, банальным, веселым, может быть временами пугающим, но очень творческим и игровым в непосредственном человеческом взаимодействии, телесном взаимодействии.

Вслед за Вл. Соловьевым темой сексуальности, или как тогда говорили «половой любви», озадачиваются многие отечественные мыслители, рассматривая проблемы андрогинии, гомо- и би — сексуальности, и т. д. Но скорее метафизически чем феноменологически, и не достигая уровня концептуальной завершенности. Однако этот дискурс легитимирует Эрос в культуре и искусстве. Публикуются первые произведения о гомосексуальных отношениях: повесть Михаила Кузмина «Крылья» (1906) и книга Лидии Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода» (1907) (подробнее об антропологических аспектах сексуальности этого периода можно почитать, например, в книге Игоря Семеновича Кона «Клубничке на березке»).

Больше и откровеннее всего из мыслителей в этот период пишет о сексуальности Василий Розанов. В книгах «Семейный вопрос в России» (1903), «В мире неясного и нерешенного» (1904), «Люди лунного света» (1911) и в некоторых других произведениях он касается того или иного аспекта сексуальности. Но в его «Последних листьях» автор достигает максимальной глубины, интимности и чувственности размышлений об Эросе.

Не всем приходится по вкусу откровенность В. Розанова, но его поддерживает Н. Бердяев, восхищаясь его смелостью: «первый с невиданной смелостью нарушил условное, лживое молчание, громко с неподражаемым талантом сказал то, что все люди ощущали, но таили в себе, обнаружил всеобщую муку»86. Он уважает Вл. Соловьева, но сам остается в кругу сугубо чувств и религиозности, поэтому его Эрос романтичен, и практически лишен живого, телесного. Плотский аспект сексуальности вне связи с деторождением почти не попадает в поле зрения Н. Бердяева. Говоря о сладострастии, он рассматривает его не как телесное, а как трансцендентное явление, служащее освобождению от природных оков и утверждение личности, но только в контексте любви, так как «сладострастие без любви есть грех, унижение своей и чужой личности». Сексуальность у Н. Бердяева должна развиваться не по «естественным» законам рода и общества, а по «сверхъестественным» законам любви и Бога, «преображающим плоть».

Два философа: от частной жизни к метафизике Эроса

Два отечественных философа, Василий Розанов и Георгий Гачев, исследуют Эрос с разницей в полвека, но в каком-то смысле можно говорить о них в этом вопросе как о «несимметричных подобиях»87. И вот почему.