Прежде всего следует исходить из многомерности проблем, к которым мы обращаемся, а также прозрачности границ, казалось бы, совершенно несопоставимого, того, что представлялось закрытым, как монады у Лейбница, о которых он говорил, что они не имеют окон, а, оказывается, они имеют эти окна и границы оказываются настолько прозрачными, чтобы можно свободно перемещаться из одной проблемной области в другую. Так, я столкнулась с тем, что философию техники можно рассматривать с позиций теории массового общества, социальную политику в контексте глобальных проблем, а все это вместе в контексте кризиса современной культурыальную политику в контексте глобальных проблем, а все это вместе в контексте кризиса современной культурыальную политику в контексте глобальных проблем, а все это вместе в контексте кризиса современной культуры[41].
При таком ракурсе рассмотрения, во всем, что бы мы ни делали, ни читали, мы начинаем находить что-то, что перекликается с темой, над которой мы работаем в настоящий момент. Причем это совсем не обязательно – философия. Мы находим пересечения в литературе, в текстах из совершенно, казалось бы, непричастных к философии областей. Так, например, совершенно неожиданно я обнаруживала рассуждения о кризисе культуры не только в сочинениях философов первой половины ХХ в., но и в повести Ромена Роллана о Бетховене, в «Волшебной горе» Томаса Манна, в музыковедческих работах Артюра Онеггера. А персонаж Бергсона, Флоренского, Шелера, Юнгера – homo faber – вдруг появился в романе Макса Фриша.
Причем большинство современной тематики, вопросов, ставших «проклятыми» в ХХ столетии – в центре рассмотрения практически всех современных философов. Так, например, практически каждый философ высказался о кризисе культуры, антропологическом, социальном кризисе и пр., высказался о последствиях технического развития и вообще о технике и т. д.
Так же интересно, что все эти проблемы корнями уходят в прошлое и можно прослеживать тренды, выявлять тенденции в генезисе той или иной проблемы.
Таким образом, у вас в руках оказывается целая система, подобная некоему многомерному пространству-времени, в котором вы можете перемещаться по самым разным траекториям. То есть, обратившись к любой современной проблеме, вы можете проследить ее корни в истории мысли, ее развитие в современности и ее пересечение с другими проблемами. И все это доставит вам огромное удовольствие, если вы способны получать удовольствие от научного поиска.
Вот так, для меня возникла тема труда. Эта тема вызывала у меня крайнее неприятие, воспринималась в контексте истмата и политэкономии. Однако переживая это неприятие, я пришла к мысли о том, что я хочу написать об этом неприятии и попробовать рассмотреть этот вопрос с философских позиций.
Я начала заниматься этой проблемой, следуя описанной поисковой схеме. В результате я обнаружила, что в XIX в. достаточно много значила так называемая философия труда, на смену которой в качестве законодательницы мод пришла философия жизни. Что же касается ХХ в., то практически все крупные мыслители написали о негативном восприятии труда, создав, если так можно выразиться, «философию против труда».
Далее в ходе моей работы, я попыталась рассмотреть проблему труда в контексте кризиса культуры, последствий технического развития, государства, человека и пр. В результате получилась книга о труде, в которой присутствуют и философия культуры, и социальная философия, и антропология, и философия техники, и история, и право, и социология, и литература.
Один из разделов книги посвящен вопросу об антиподах труда – праздности и лени. В поиске трактовок, определений этих понятий я наткнулась на ссылку, что лень – это грех, за который расплачиваются в 5-м круге ада. Я решила подробнее почитать об этом и открыла «Божественную комедию». В 5-м круге ада лентяев не оказалось. Но нашлись нерадивые, причем не в аду, а в чистилище. И прежде всего там выведен образ некоего Белаквы, который, по Данте, как раз и есть воплощение лентяя. Меня, естественно, заинтересовало, кто же на самом деле этот Белаква. В «Божественной комедии» о нем сказано очень немного. Стала искать – нашла историческую справку о реальном прототипе этого героя.
Вот из этой истории совершенно неожиданно получился фрагмент моей книги о труде, который я назвала «Праздный – бездельник – лентяй». В заключение своего доклада я прочитаю этот фрагмент: «Понятие “лень” далеко не исчерпывает спектра оттенков оборотной стороны трудолюбия.
И если праздность (в исторической ретроспекции) – это особый образ жизни, творческий, радостный, свободный – здесь рядом и слово праздник, которое в современном мире сохранило свое первоначальное значение. То лень – это, скорее, несчастье, хотя бы уже потому, что ленивый ощущает постоянное давление перспективы и неотвратимости труда[42].