Философия в университете. Взгляд из Москвы и Шанхая

Как соотнести эти слова с участью Белаквы из “Божественной комедии”? Возможно, ленивый человек, а тем более бездельник – ничего не оставляет после себя, исчезает бесследно. Он ведет жизнь, лишенную смысла…

В романе “Больше замахов, чем ударов” (1934), который по праву считают центральным произведением раннего периода творчества писателя, Беккет заставляет своего героя переосмыслить жизненные установки.

Роман состоит из десяти эпизодов из жизни героя Белаквы Шуа – “маленького человека, образ которого, – как пишет Л. Ю. Макарова, – регулируется литературными и библейскими архетипами и широким спектром аллюзий. Многомерное прошлое, “чистилищная” история Белаквы обуславливают его объединяющую роль в романе: образ героя является не просто сквозным, но “стягивающим” новеллы в единое целое, роман. Архетип Белаквы, его внутренняя жизнь связаны с различными пластами культуры и образуют бесконечные круги странствий персонажа в каждой из новелл”[52].

Глава романа – “Желтое” – повествует о последнем дне из жизни Белаквы. Герой находится в госпитале, готовясь к операции, в процессе которой наступает его смерть.

В день операции Белаква переживает психологический кризис, он словно предчувствует конец своего жизненного пути и пытается сдержать чувство страха, настраивается на преодоление волнения и опасений. Но во время борьбы со страхом (он больше боится не боли, но неизвестности), в герое вдруг происходит поразительная перемена: “Он впервые отказывается от сна как возможности бегства от внешнего мира и достижения полного покоя и одиночества; новым для героя является ярко выраженное желание жить. Белаква, обычно сосредоточенный на одном (бесконечном – Т. С.) мгновении – вечной темноте и недвижимости в Лимбе, вдруг начинает воспринимать течение жизни, ее прошлое, настоящее и будущее, каждый миг для него становится наполненным смысл».

Logica docens vs logoca utens: случай zhèng míng [53]

Е. Г. Драгалина-Черная, профессор НИУ ВШЭ

Общепризнано, что современная логика как научная и академическая дисциплина находится в кризисе. Большинство аналитиков согласны, однако, в том, что это кризис роста, выход из которого положит начало новому этапу в развитии логики, сопоставимому по своей революционности с героическими тридцатыми годами прошлого века. Вместе с тем, с любым кризисом сопряжены болезненные симптомы, наиболее дидактически значимым из которых стало обострение классической дихотомии logica docens – логической теории и logica utens – практики рассуждений реальных когнитивных агентов в определенной коммуникативной ситуации о конкретной предметной области[54]. Это обострение обусловлено, с одной стороны, математизацией logica docens, замкнувшейся на конструировании и каталогизации собственных формальных систем, а, с другой стороны, бурным развитием современной logica utens с небывалым разнообразием интеллектуальных и коммуникативных практик, обеспеченным артефактами современной информационной культуры. «Синтез источников информации и процессуальных механизмов, – как отмечает Йохан ван Бентем, – успешно применяется в действительных процессах логического рассуждения, в то время как теоретическая рефлексия над природой этого синтеза приводит лишь к комбинаторному взрыву на уровне формального системотворчества»[55].

Современному студенту – опытному виртуальному путешественнику – в качестве премии за изучение университетского курса логики предлагается построение формальных выводов, естественно-языковые аналоги которых в подавляющем большинстве случаев либо тривиальны, либо нарушают все мыслимые коммуникативные импликатуры[56].