Философия зла и философия преступности

Нет единства и в оценках положений гл. 40 УПК РФ, закрепившей особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением. Так, по мнению А. А. Власова, И. Н. Лукьяновой и С. В. Некрасова, разрешение уголовного дела без разбирательства не содействует выявлению ошибок, в том числе связанных с обвинением. Возможность применения особого порядка принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением по уголовным делам о преступлениях, за которые УК РФ предусматривает наказание в пределах 10 лет лишения свободы, обусловлена, помимо прочего, и позицией государственного обвинения. Поэтому, по мнению авторов, уместно рекомендовать государственным обвинителям, судьям, призванным профессионально оценивать доказательства, в том числе с точки зрения их достаточности, не прибегать к широкой практике использования особого порядка, закрепленного в ст. 314–317 УПК[938].

Весьма критично рассматриваемый институт оценил С. А. Новиков, с точки зрения которого российским правоведам нужно сломать существующую тенденцию все большей абсолютизации признания обвиняемым вины и вместо неуклонного расширения сферы действия особого порядка приступить к ее поэтапному, но решительному сокращению. «Необходимо вспомнить, — замечает автор, — что порядок судебного разбирательства без полноценного исследования доказательств потому и назван “особым”, что должен быть лишь редким исключением из общего правила. Нам следует вернуться к базовым положениям упоминавшейся Концепции судебной реформы 1991 г.: сокращенное судебное следствие уместно только по наименее тяжким делам (полагаем, что к таковым можно отнести лишь преступления небольшой тяжести), тогда как по делам более серьезным требуется доскональное и непосредственное исследование судом всех собранных доказательств, независимо от позиции самого обвиняемого»[939].

В обоснование предложения по столь кардинальному сокращению сферы деятельности особого порядка рассмотрения уголовных дел С. А. Новиков высказал следующие небезынтересные соображения: «Предвидя возражения скептиков, апеллирующих к высокой загрузке судов и считающих общий порядок при отсутствии спора сторон экономически нецелесообразным, напомним, что на суд сегодня возложено множество исключительных полномочий по уголовному делу (ст. 29 УПК РФ). В результате у судей хватает времени на все: избирать и продлевать заключение под стражу и домашний арест, отстранять от должности, разрешать обыск в жилище и выемку вещей в ломбарде, накладывать арест на имущество, и т. д., и т. п., кроме главного, — решая вопрос о виновности человека, лично убедиться, что его вина подтверждена допустимыми и достоверными доказательствами. Так, может быть, мы не там ищем ресурсы? Если дела действительно так плохи, что мы вынуждены экономить силы судейского корпуса, бросая их лишь на самые важные направления, то не лучше ли освободить судей от какой-либо другой нагрузки (например, передав ее прокурору), не скатываясь к средневековому упрощенчеству в том, что касается установления вины подсудимого?!»[940].

Между тем среди процессуалистов встречается и прямо противоположная точка зрения. Так, по мнению В. В. Конина, к числу достаточно удачных институтов УПК РФ необходимо в первую очередь отнести особый порядок судебного разбирательства; более того, он предлагает «оптимизировать этот институт — убрать все имеющиеся ограничения по видам преступлений, разрешив применять этот институт и по особо тяжким преступлениям»[941].

Вопросы дифференциации порядка судопроизводства тесно связаны и с дополнительными процессуальными гарантиями, которые предоставляются отдельным категориям лиц, выполняющим важные государственные или общественные функции (гл. 52 УПК РФ). Круг таких лиц очерчивает ст. 447 УПК, называя, в частности, депутатов, судей, прокуроров, руководителей следственного органа, следователей, адвокатов, членов избирательных комиссий и т. д.