Противники существования в СССР параллельных следственных аппаратов высказывали и иные предложения: вернуться к прежней структуре следственного аппарата, сосредоточенного в судебной системе («судебные следователи»); создать самостоятельный следственный аппарат, подчиненный Совету Министров СССР, и др. «Однако, — констатировали И. Ф. Крылов и А. И. Бастрыкин, — ни одно из высказанных предложений реализации не получило. Опыт практической работы трех сосуществующих аппаратов предварительного следствия показывает, что такая система оправдывает себя»[1107]
. Сами авторы выступали за сохранение существующей системы, напоминая, в частности, что параллельное существование нескольких следственных аппаратов с совпадающими функциями «имеет и позитивные стороны, ибо параллельно функционирующие звенья в любой системе повышают надежность последней. Недостатки в работе одного аппарата могут компенсироваться активными действиями другого. При едином следственном аппарате подобные возможности отсутствуют или крайне ограничены»[1108].В ходе проводимой в постсоветской России судебной реформы споры о надлежащей организации следственных аппаратов вспыхнули с новой силой. Многие современные ученые и правоприменители критически смотрят на сложившуюся систему органов предварительного следствия. Например, Н. А. Колоколов задает риторический вопрос: «А достижима ли истинная состязательность в уголовном процессе, в котором возбуждение уголовного дела и предварительное расследование выведены из компетенции суда? Особенно если учесть, что право назвать информацию доказательством отдано офицерам в погонах, ведомым в бой с преступностью генералами!»[1109]
. Развивая свою мысль, ученый подчеркивает: «Там, где война, там — свои законы. Как свидетельствует обширная судебная практика, фальсификация доказательств по уголовным делам в значительной степени обусловлена пребыванием следователя в подчинении у структур, должностью отвечающих за раскрытие конкретного преступления»[1110]. Между тем, по мнению Н. А. Колоколова, «“клеймо качества” на доказательственную информацию вправе ставить только суд, ибо только эта инстанция по-настоящему защищена от произвола отдельной личности»[1111].Достаточно взвешенный подход к вопросам организации следственного аппарата предлагали авторы Концепции судебной реформы в Российской Федерации 1991 г.[1112]
, где, в частности, отмечено, что разные структурные формы организации следствия не обеспечивают единства ни в организации следственной деятельности, ни в руководстве ею, ни в ее ресурсном (материально-техническом и кадровом) обеспечении. Между тем речь идет о единой по своим целям и содержанию (т. е. функциям и методам) деятельности. Распределение функций расследования между различными органами следствия не связано со спецификой этой деятельности, не отвечает принципам разделения труда, нередко меняется законодателем путем произвольной корректировки правил подследственности, может быть изменено для отдельных дел и по решению прокурора. Это не обеспечивает равенства граждан, попадающих в сферу деятельности органов расследования. Несмотря на единство процессуального регламента, создаются объективно разные условия для взаимоотношения прокуратуры и расследования.Закономерен вывод, сделанный разработчиками Концепции: «Идея сосредоточения следствия в одном органе имеет многочисленных приверженцев и, что называется, овладела массами»[1113]
. Придя к такому выводу, авторы Концепции задаются немаловажным вопросом: где же следует сосредоточить следственные подразделения? Исследователи полагают, что, с одной стороны, концентрация следствия в руках Министерства внутренних дел «чревата опасным сращением функций дознания, предварительного следствия и оперативно-розыскной работы»[1114]. С другой стороны, включение следственного аппарата в систему Министерства юстиции «привело бы к возникновению служебно-административной зависимости между следователями и судебным персоналом, находящимся в ведении этого министерства»[1115]. При подчинении Правительству или структурам президентской власти следственный аппарат, по мнению авторов, «оказался бы в одном ряду с многочисленными министерствами и ведомствами, под контролем их руководителей, не всегда заинтересованных в обнажении ситуации в своей “епархии”»[1116]. Выход из создавшейся ситуации разработчики Концепции видели в создании «единого следственного аппарата, организационно отделенного как от прокуратуры, так и от МВД и КГБ»[1117].