Философия зла и философия преступности

Э. Дюркгейм, знаменитый французский социолог-позитивист, определяет преступление как «проступок, оскорбляющий сильные и определенные состояния коллективного сознания»[178]. Преступления, по мнению Э. Дюркгейма, имеют место во всех типах общества, изменяя лишь свою форму в зависимости от условий социальной среды, и являются нормальным фактом социальной реальности.

Не оставляли попыток определить сущность преступления и многие другие исследователи, среди которых немало отечественных специалистов. Так, Н. Д. Сергеевский считал, что «преступное деяние есть действие человека, нарушающее нормы правопорядка»[179].

Несмотря на имеющееся разнообразие дефиниций, общепризнанного определения сущности преступного деяния до сих пор нет. Это, по наблюдению П. А. Сорокина, может быть обусловлено несколькими обстоятельствами. Первое из них заключается в том, что догматика уголовного права в основном занималась анализом перечисленных в кодексе «преступных деяний», игнорируя аналогичные явления, данные вне кодекса. Второе сводится к смешению теоретической точки зрения с практической, сущего с должным. В результате, по мнению П. А. Сорокина, в уголовном праве до сих пор существуют тысячи «антиномий», которые едва ли появились бы при резком разграничении этих принципиально различных точек зрения. Исследователь отмечает, что невозможно вывести преступность того или иного акта из самой его природы. «Сравнивая конкретные акты, называемые преступными различными кодексами, — подчеркивает П. А. Сорокин, — оказывается, нельзя указать ни одного акта, который бы всеми кодексами считался таковым. Даже такие преступления, как убийство, и то не всегда и везде считаются за преступления. Даже те кодексы, которые считают его за уголовное правонарушение, причисляют его к преступным не в силу его “природы”, а в силу чего-то иного, так как они же допускают и даже требуют в известных случаях убийства, нисколько не считая его преступным (убийство по требованию закона, убийство в состоянии необходимой самообороны, убийство врага на войне и др.). Между тем если бы какой-нибудь акт был по самому содержанию его преступным — то этого “противоречия” не должно было бы быть. Если акт убийства по своей природе есть преступление — то он преступлением должен быть всегда и везде. А раз он таковым не является — то, значит, причисление его к уголовным правонарушениям зависит не от его природы или содержания, а от чего-то другого»[180].

Сам П. А. Сорокин рассматривает преступление с позиций социальной философии. Отмечая, что все акты человеческого поведения несут определенную моральную нагрузку, он подразделяет их на три группы: должные, запрещенные и рекомендованные. Должные воспринимаются окружающими нейтрально, рекомендованные строятся на любви и симпатии, запрещенные же порождают неприязнь и враждебность. П. А. Сорокин называет рекомендованное поведение подвигом, а запрещенное — преступлением и приписывает им соответственные реакции социума — награду и кару. Динамика кар и наград подчинена развитию общества от его примитивных антагонистических форм через преодоление кастовых, сословных и классовых противоречий к современным демократическим обществам, соответствуя развитию личности. Преступление П. А. Сорокин понимает как конфликт разнородных шаблонов, моделей поведения, существующих в данном обществе[181].

Некоторые ученые связывают преступность деяния с «внутренним состоянием» правонарушителя. По мнению А. Ф. Бернера, таким «внутренним состоянием» выступает «обман». Он пишет: «Коль скоро одному из тяжущихся известно, что та вещь, на которую он изъявляет претензию, не принадлежит ему — тогда неправда гражданская переходит <…> в ябеду, потом в обман и, наконец, в преступление»[182]. Однако, по мнению П. А. Сорокина, подобное решение нельзя признать удачным, так как ничем не доказано положение, согласно которому «этим духовным состоянием правонарушителя руководствуется правоучредитель при выделении уголовных правонарушений»[183].

В приведенных вариантах определения преступного деяния рассматриваются различные аспекты этого сложного феномена. При этом, на наш взгляд, нельзя упускать из виду главный — нравственный — критерий; именно он должен лечь в основу определения сущности преступного деяния. Представляется справедливой точка зрения профессора уголовного права и ректора Московского университета С. И. Баршева: в основе всякого уголовного закона должен лежать высший, нравственный закон, равно всеми признаваемый и равно всеми уважаемый: «Закону нравственному законы положительные, очевидно, не должны противоречить ни в коем случае, следовательно, какие действия не осуждает и не запрещает закон нравственный, те не должны запрещать и осуждать законы положительные (уголовные)»[184]. Только в этом случае право будет направлено на отражение интересов всего общества и достижение всеобщего блага.