Философия зла и философия преступности

Рассматривая первый из названных признаков, И. С. Ной подчеркивает, что преступность по своей этиологии — явление классовое. Связь эксплуатации человека человеком с преступностью выражается прежде всего в весьма заметном росте в эксплуататорском обществе эксцессов, связанных с нарушением правил общежития. Неизбежность роста таких эксцессов видится исследователю в том, что создаются условия существования личности, при которых удовлетворение потребностей индивидуума возможно лишь за счет интересов других людей. Соответствующим духу своего времени выглядит и следующее наблюдение И. С. Ноя: класс эксплуататоров как класс господствующий создает свое право, свою мораль, призванные закреплять и охранять угодные и выгодные ему общественные отношения. Деяния же, представляющие для эксплуататоров повышенную опасность, объявляются преступными. К числу таких деяний относятся и те, которые посягают непосредственно на интересы господствующего класса, и те, которые затрагивают эти интересы, нарушая условия существования общества. «Преступления последнего рода, — утверждает И. С. Ной, — известны как общеуголовные эксцессы, связанные с нарушением условий существования общества, хотя некоторые из них известны и доклассовому обществу. Марксисты считают такие деяния преступными лишь тогда, когда они совершаются в классовом обществе, поскольку главной причиной, их порождающей, выступает несовершенство общественной жизни людей. <…> Выражается оно не только в создании неприемлемых условий существования больших масс людей, лишенных в случае соблюдения ими элементарных правил человеческого общежития возможности подлинно человеческого существования, но и в разлагающем влиянии самого буржуазного образа жизни, основанного прежде всего на принципе культа индивидуализма, проявляемого в обезличивании людей, в принуждении их рабски следовать традициям и нормам буржуазного общества, ведущего к жестокому уродованию человеческой личности»[300].

Вторым критерием разграничения сравниваемых понятий И. С. Ной называет характер властной силы, которая используется обществом в борьбе с эксцессами, нарушающими условия его существования. Эксцессы, по мнению криминолога, «могут рассматриваться как преступные лишь тогда, когда в борьбе с ними используется совершенно определенная сила — государственная власть. Тогда же, когда общественный порядок обеспечивается силой самого общества и надобности в государстве не имеется, нарушения правил общежития выступают в качестве таких эксцессов, которые не оцениваются как преступные»[301].

Конечно, сегодня предложение подразделять деяния на преступления и эксцессы не найдет поддержки. Проложенная между этими понятиями граница выглядит с позиций сегодняшнего дня уж слишком иллюзорно. Более того, подобное разграничение не имеет смысла, коль скоро в обоих случаях речь идет не о каком-нибудь, а именно об общественно опасном деянии. Если мы говорим, что такого рода деяния по-прежнему будут совершаться, то тем самым допускаем существование и в будущем неправильных поступков — например, умышленного лишения одним человеком другого жизни, здоровья, имущества. Но раз так, не все ли равно, будут такие неправые действия именоваться преступлениями или иными эксцессами? Если мы хотим бороться с преступностью не по существу, а лишь формально, то можно назвать и куда более легкий способ полностью покончить с ней: отменить уголовное законодательство как таковое, а все нынешние общественно опасные деяния, переименовав их, например, в тяжкие проступки, запретить административным законодательством с одновременным радикальным усилением имеющихся в административном праве наказаний. На бумаге преступность перестанет существовать, хотя никакой пользы гражданам это не принесет.

Заметим, что и пятьдесят лет назад в нашей стране некоторые авторы не подразделяли деяния на преступления и «иные эксцессы» и высказывали большие сомнения по поводу возможности преодоления преступности. Так, М. Голубовский, признавая, что с изменением социальных условий некоторые виды преступлений исчезнут, полагал, что в любом обществе всегда будут существовать законы и всегда будут личности, склонные преступать эти законы[302]. Критикуя приведенную позицию М. Голубовского, И. С. Ной заметил, что тот «отождествил правила общежития с нормами права, а нарушителей правил общежития отождествил с преступниками, хотя понятия эти отнюдь не однозначны»[303].