Философия зла и философия преступности

Обоснованным выглядит утверждение криминологов о том, что преступность как совокупность социальных явлений и процессов возникла в результате негативного опыта взаимодействия индивидуумов с обществом и его членами по поводу удовлетворения своих потребностей противоправными способами. Каждое преступление — уникальный социально-стихийный эксперимент по противоправному разрешению противоречий между человеком и обществом[310]. Преступление выступает результатом противоречия между конкретным лицом и обществом, но, как отмечает В. И. Шульга, уже на индивидуальном уровне и в определенной жизненной ситуации. Причины данного преступления опосредуются общими причинами преступности как явления. На криминологическом уровне «всеобщей» причиной существования единичных преступлений выступает прежде всего отчуждение индивида от общества. Это приводит к серьезным социально-нравственным и психологическим деформациям личности, которые выступают причинами конкретных преступлений. Борьба с названными деформациями возможна, но только на типологическом уровне, что позволит лишь снизить порог вероятности совершения единичного преступления. Не допустить его совершения в каждом конкретном случае со стопроцентной вероятностью невозможно. Всегда существует определенный причинный комплекс, который строго индивидуален, неповторим по своим характеристикам. И сколько отдельными индивидуумами совершается преступлений, столько есть и приводящих к этому индивидуальных причинных комплексов[311].

Более того, если даже предположить, что со временем человечество каким-то образом все же научится предупреждать все известные сегодня общественно опасные деяния, то, вероятнее всего, как «опасные» станут восприниматься какие-то другие деяния, нарушения общепринятых правил поведения, которым мы сейчас значения не придаем. Об этом писал еще Э. Дюркгейм, предложив вообразить некое идеальное общество. Пусть это будет общество святых, некий образцовый монастырь, где полностью отсутствуют какие бы то ни было преступления в собственном смысле этого слова. Идиллическая жизнь такого монастыря, по мнению Э. Дюркгейма, не смогла бы длиться долго: все пришло бы к тому, что незначительные аморальные проступки его обитателей начали бы вызывать у остальных точно такое же негодование, какое вызывают в обычном обществе серьезные преступления. И мера суровости наказаний за них стала бы такой, как будто это настоящие преступления[312].

«Прав ли был пессимист Лист?» — такое название дал первому параграфу своей фундаментальной монографии В. В. Лунеев, приведя в качестве эпиграфа следующие слова известного германского правоведа Франца фон Листа, прозвучавшие в Лейпцигском докладе 1889 г.: «Преступление так же вечно, как смерть и болезнь, наказание никогда не исчезнет, меры предупреждения никогда не победят преступности, точно так же как величайшее развитие гигиены никогда не победит смерти и болезней»[313]. Как отметил В. В. Лунеев, много лет с кафедры юридического вуза он критиковал такие идеи зарубежных криминологов. «Очень хотелось верить и верилось, — честно пишет ученый, — что действительно преступность — явление классовое, исторически преходящее, обусловленное несовершенством социальных отношений, обремененных пережиточными процессами дикого эксплуататорского прошлого, и что если их последовательно устранять, то будет “отмирать” и преступность. Было бы неправдой, если сказать, что эта вера была замешана только на партийном конформизме и прямых “указаниях” классиков марксизма-ленинизма»[314].

Как не без основания подчеркнул криминолог, «концепция построения разумного общества социальной справедливости, свободного от преступных проявлений, разрабатывалась не только и не столько марксистской, сколько большой домарксистской литературой великих ученых, мыслителей, писателей и мечтателей. Им принадлежит доказательственный анализ преступных “наклонностей” капиталистических отношений и поиск более гуманного (беспреступного) общественного устройства. И этот поиск, видимо, никогда не иссякнет, каким бы утопичным он нам ныне ни казался. Даже у прагматичных и далеких от марксизма американцев существует склонность к наивному оптимизму в подходе к возможным методам решения проблем преступности. Многие остаются убежденными в том, что эксперты однажды все-таки пробьют “брешь” и это даст возможность освободиться от большей части преступлений»[315].