Философия зла и философия преступности

Формулируя собственную позицию по этому вопросу, В. В. Лунеев утверждает, что в действительности преступность есть «непреходящий и увеличивающийся продукт человеческого общества», а идея Ф. Листа «позволяет трезво смотреть на преступность как на побочный нежелательный, но закономерный продукт общества, как на неизбежную, но в определенных пределах контролируемую патологию»[316]. Обосновывая свой взгляд, криминолог ссылается на вывод экспертов ООН, сделанный ими еще в далеком 1977 г. на основе первого обзора тенденций преступности в мире. Этот обзор, отмечает ученый, «подтвердил, что общество, в котором нет каких-либо отклонений от общепринятых норм поведения, существует лишь в теории и вряд ли возможно в действительности, о чем свидетельствует историческая и сегодняшняя реальность. Степень терпимости стран к отклонению от норм поведения различна, однако, вероятно, лишь немногие государства пойдут на такую борьбу, которая потребовалась бы для общества, “полностью свободного от преступности”»[317].

Одновременно В. В. Лунеев подчеркивает, что признание преступности «непреходящим и увеличивающимся продуктом» вовсе не означает, что «она не может быть подчинена (в определенной мере!) социальному контролю, что она не поддается социальным воздействиям, что ее нельзя при тех или иных условиях как-то минимизировать и гуманизировать, что бесполезны общесоциальные и специально-криминологические меры предупреждения преступлений. Так же как извечность смерти и болезни не означает, что жизнь не продлеваема, а болезни фатальны. Человечество небезуспешно борется и с тем, и с другим, хотя хорошо сознает, что все люди смертны и подвержены болезням. Продлевая себе жизнь и результативно борясь с недугами, — развивает свою мысль ученый, — человечество не ставит своей целью искоренить смерть и сопутствующие ей болезни. Это привело бы людей к фрустрации. Но оно добивается продления жизни и улучшения здоровья, опираясь на реальность выводов и средств»[318].

Схожую позицию по вопросу «вечности» преступности занял Ю. М. Антонян. Резко критикуя тезисы авторов советских лет об «отмирании» преступности, Ю. М. Антонян заявляет, что теперь никто не строит таких утопических планов, «поскольку понятно, что она есть неизбежный и естественный спутник человечества на все времена, подобно болезни и смерти». И далее: «Необходимо признать, что преступность одновременно является и патологией, и нормой: патологией потому, что она резко нарушает этические и правовые установления, нормой потому, что человечество не может и не сможет ее преодолеть»[319].

Э. А. Поздняков также уверен в том, что устранить преступность нельзя никакими способами, поскольку преступность есть «неотъемлемый элемент прекрасной и многосторонней человеческой природы, а значит, и всего бытия человеческого рода»[320].

Займемся теперь поиском ответа на другой вопрос, во многом вызывающий подозрения в своей провокационности: если общепризнанно, что преступность есть вечное явление, то надо ли бороться (именно бороться!) с преступностью? Уверены, что если остановить на улице какого-нибудь спешащего по своим делам гражданина, не имеющего отношения к изучению криминологических проблем, и задать ему этот вопрос, то положительный ответ на него не вызовет у гражданина сомнений и раздумий. Однако у криминологов все не так просто!

Дело в том, что в криминологической литературе некоторые авторы высказывают недовольство по поводу самого термина «борьба» применительно к преступности, поскольку он кажется им некорректным; предлагается заменить слово «борьба» более нейтральными понятиями «контроль»[321] или «активное противодействие»[322]. Типична следующая аргументация. Преступность есть социально-правовое явление; как форма существования объективного мира это явление наличествует независимо от нашего сознания или воли. Преступность живет и развивается по своим законам и закономерностям. Возможно ли, спрашивают криминологи, при таких обстоятельствах ставить задачу борьбы с явлением?

Одновременно всячески подчеркивается, что «борьба» означает такое волевое воздействие на преступность, которое должно привести к ее полному уничтожению и ликвидации как явления. Не случайно, — припоминают ученые, не приемлющие термин «борьба», — до недавнего времени у нас и стояла задача ликвидации преступности вне связи ее как явления с социальными условиями жизни общества. Негативные примеры такого волюнтаристского подхода к сущности (в том числе социальной природе) преступности хорошо известны. Отсюда следует вывод: хотим мы того или нет, вольно или невольно, но, используя термин «борьба с преступностью», мы уже определяем некорректную с точки зрения криминологии стратегию и тактику этой самой борьбы — ставим цель ликвидации преступности, хотя преступность вечна и непобедима. Поэтому логичнее заменить этот термин.