Философия зла и философия преступности

Очевидно, что разрушение прежней авторитарной политической системы поставило перед Россией задачу реформирования общества, создания новых институтов и структур, призванных обеспечить свободу и демократию, права человека и достоинство личности. Для государства, в котором недемократический режим существовал на протяжении более семи десятилетий, это стало проблемой невиданной сложности, требовавшей не только комплекса институциональных преобразований, но и нравственной переориентации общества. От политической элиты решение этой задачи требовало крайне взвешенных, продуманных, концептуально выверенных шагов, чтобы процесс реформирования не вышел из-под контроля. Однако перестройка пошла по другому сценарию.

По свидетельству авторитетных криминологов, в 1986–1996 гг., характеризующихся как время перестройки и рыночных реформ, Россия пережила системный экономический, социальный, организационный и перманентный политический кризисы. Эти процессы усилились в связи с кровопролитной войной в Чечне. Устранение влияния специфических криминологических последствий тех событий продолжается до сих пор[365].

Как отмечают исследователи, результатом недостаточно просчитанной тактики политического и социально-экономического реформирования России стал не только комплекс экономических, социальных, психологических и иных причин, способствовавших существенному росту преступности, но и изменение системы морально-нравственных критериев, размывание в массовом сознании границ между нормой и девиантностью, правопослушанием и преступлением. В условиях радикальной трансформации российского государства и общества рост преступности как раз и обусловлен утратой прежних нравственных начал и отсутствием новых. Конечно, можно (и нужно!) осуждать тоталитаризм, но неразумно оправдывать разрушение всего положительного, что было накоплено в деле борьбы с преступностью, и, огульно отрицая и уничтожая все «советское», пытаться затем заново изобрести велосипед.

Уместно привести здесь слова известной российской писательницы и адвоката, а в прошлом — талантливого и опытного следователя Е. В. Топильской, многие годы расследовавшей преступления в Ленинграде (Петербурге). Вспоминая те годы, она весьма эмоционально пишет: «Когда пятнадцать лет назад я пришла работать в прокуратуру, не раскрытое на месте преступления убийство считалось чрезвычайным происшествием. В районе “глухари” не расследовались, их сразу забирали в следственную часть прокуратуры города, и принимали их к производству “важняки” — следователи по особо важным делам. По каждому делу о нераскрытом убийстве <…> создавалась бригада следователей, а оперативники в количестве, исчисляемом десятками, как минимум месяц не вылезали из отделения милиции, на территории которого имел несчастье случиться “глухарь”. Что же касалось огнестрельных убийств, то они тут же ставились на контроль во всех мыслимых главках, ведомствах, управлениях, это была экзотика, просто дикий Запад! Нам бы, теперешним, тогдашние проблемы! Тогда двадцать нераскрытых убийств в год в Питере преподносились на всех совещаниях как тревожная ситуация, привлекали к нашему городу всеобщее внимание, зачисляя его в ранг чуть ли не столицы преступного мира. Теперь в каждом районе от двадцати до сорока “глухарей” в год, не считая раскрытых убийств, а умножьте-ка эту цифру на количество районов Северной Венеции!»[366]

Безусловно, автор знает предмет. Ведь если в 1965 г. в городе на Неве было зарегистрировано 10 700 преступлений, то в 1991 г. их число составило уже 68 871, а в 1993 г. — 125 083. За прошедшие годы ситуация несколько улучшилась, однако цифры регистрируемой преступности по-прежнему внушительны: в 2011 г. в Санкт-Петербурге и Ленинградской области зарегистрировано 83 983 преступления, причем 33 889 из них отнесены к категории тяжких и особо тяжких[367]; в 2019 г. — 72 940 преступлений, из которых тяжкими и особо тяжкими являются 25 245[368].

Схожую неприглядную картину современности (но уже по России в целом) рисует А. И. Бастрыкин, заметивший, что коррупция, деятельность организованных преступных групп, криминальный передел собственности, незаконный вывоз капиталов и другой собственности за рубеж, теневая экономика, наркобизнес, подпольный водочный бизнес, проституция, торговля людьми и оружием — все это стало повседневным явлением правовой и государственной жизни страны. Но ведь все перечисленное, как обоснованно подчеркивает автор, — явления правового характера, правовой действительности. «Они порождены, — пишет А. И. Бастрыкин, — наряду с другими факторами, неадекватными мерами государства, которые оно применяет, неадекватными правовыми методами, неадекватной правовой политикой, неадекватным правотворчеством, изъяном правосознания, недостатками правовой культуры, правового воспитания»[369].